— У меня для вас, товарищи, добрая весть, — сказал Беловежский. Все лица обернулись к нему. — Сегодня утром я побывал в больнице, общался и с главврачом, и с самим Злотниковым. И могу сообщить: самое страшное позади. То есть непосредственная угроза жизни миновала. Он переведен из реанимации в обычную палату, жена его навещает…
Все с облегчением заулыбались, закивали друг другу, возник шум.
— Тише, товарищи… Сказанное, конечно, не означает, что у нас нет предмета для обсуждения… Предмет есть, и очень важный. Письмо жены Злотникова — это очень искренний и важный человеческий документ, который нас о многом заставляет задуматься. Но, прежде чем перейти к сути, хочу сказать о другом. То, как мы все, члены парткома, дирекция, коллектив, прореагировали на это письмо, уже само по себе свидетельствует, что моральный климат у нас на заводе, в нашей партийной организации, хороший, здоровый. Конечно, жену Злотникова прежде всего волнует здоровье мужа, она хочет спасти семью. Это понятно. Мы с нею рядом в этой беде, сочувствуем ей всей душой, чем можем — поможем. Но разве в одном Злотникове дело?
Хотим мы этого или не хотим, но его жена выдвинула на повестку дня вопрос первостепенной важности — вопрос о стиле руководства, о человеческих и, я бы даже сказал, о партийных качествах руководителя. Давайте разберемся, товарищи, что же произошло? Точнее всех это сформулировал Фадеичев: главный инженер привлек к созданию АСУ наиболее перспективных молодых инженеров, материально заинтересовал их, к слову заметим, в нарушение всех существующих финансовых правил, и возложил на них сложные технические задачи, требуя их решения в сжатые, рекордные сроки. Так?
— Так! Гнал и в хвост и в гриву! — сказала Веселкина.
Беловежский кивнул.
— Лично мне, как вы знаете, довелось работать под непосредственным руководством Николая Григорьевича. И могу вам со всей ответственностью сказать: рука у него тяжелая. Он требует, чтобы подчиненные ему люди работали, как говорится, на пределе. Хорошо это или плохо?
В помещении парткома стало так тихо, что было слышно, как позвякивают на широком мятом лацкане Примакова медали, которые он, один из немногих на заводе, надевал во все торжественные дни.
— Мы с вами, товарищи, живем в чрезвычайно интересное время — эпоху научно-технической революции. Страна вручила нам, инженерам, удивительную технику, отпускает огромные средства на ее развитие и освоение. Но означает ли это, что так называемый человеческий фактор сошел на нет, стал второстепенным и подчиненным? Да ни в коем случае. Умение руководителя в том и состоит: добиваться, чтобы каждый раскрывал свои возможности, давал заводу, стране все, что может дать, а иногда и больше. Без ущерба для физического и морального, духовного здоровья.
Беловежский обвел взглядом напряженные лица всех сидевших за столом, усмехнулся:
— Вот вы, должно быть, ломаете голову: куда гнет директор? Да никуда я не гну. Я не могу с легкой душой осудить одержимость главного инженера… Но… Честно говоря, если бы он в свое время не заставлял меня делать стойку на ушах, вряд ли из меня вышел бы грамотный инженер.
Искренность директора понравилась. Члены парткома одобрительно зашумели.
Беловежский постучал карандашом о бутылку «Боржоми», стоявшую посреди стола, попросил тишины.
— …Но и принять стиль Хрупова мы не можем. Мне говорили, что в последнее время Злотников довольно часто жаловался на сердце, даже обращался к главному инженеру с просьбой об отпуске, о переводе на другой, более спокойный участок. И в том и в другом ему отказали, заподозрив в желании удалиться в тихую заводь, отсидеться… Причем грубо отказали, в оскорбительной форме. Проявлена элементарная черствость, нравственная глухота, на что никто из нас, руководителей, не имеет права. Тут мало высказать товарищу Хрупову свое порицание. Надо идти дальше. Все ли мы отвечаем предъявляемым требованиям?
Я вижу необходимость выработать у нас на заводе рекомендации для руководителей, подсказать им, как надо вести себя с подчиненными. Руководитель обязан уметь владеть собой. Грубость — это признак слабости, а не силы. Это элементарно… Но от всех нас требуется нечто большее, умение формировать социально-нравственный климат в коллективе. Как это лучше делать? На этот вопрос пусть ответит комиссия, которую мы создадим. А партком, я думаю, возглавит эту полезную работу. Так, товарищ Славиков?
Славиков закивал, заулыбался.
— Это наш долг, Роман Петрович. Нас уговаривать не придется.