— У моей матери там знакомый дядька есть… Он поможет.
— Ах, так… Ну, если твердо решила с работы уйти, то спи… Вечером все обсудим.
Но вечером он молодой жены дома не застал. Юля пришла домой после двенадцати, от нее пахло коньяком.
— Где ты была?
— У Марины. Еще раз отметили мое замужество. В узком кругу.
— Но мы уже, кажется, это сделали — в кафе?
— Ты думаешь, на свадьбе были все мои друзья?
— Нет, не думаю. Но мне не хотелось бы, чтобы ты продолжала встречаться с теми, кого нельзя было пригласить на свадьбу.
Она подумала. Согласилась:
— Ты прав. Больше этого не будет.
Слово свое Юля сдержала. По вечерам встречала его в дверях, звала ужинать. С удивлением он обнаружил, что Юля отличная кулинарка. Достав из духовки аппетитно подрумяненный кусок мяса, пододвигала пиалушку:
— Я вот тебе кабачковскую икру приготовила.
— Сама?!
— Сама.
— А кабачки где взяла?
— На рынок ездила. На Центральный. Ну и дерут! Зато ведь вкусно?
Он попробовал. Лицо расплылось в улыбке:
— Здорово! Я и не знал, что кабачковская икра может быть такой вкусной! Молодец, Юлька!
Не стесняясь Бабули, она обвила его шею тонкой рукой, поцеловала.
— Ну-ну… — смущенно пробормотала Бабуля. — Ешьте, лизаться потом будете.
Юля обняла Бабулю и тоже расцеловала.
— Фу-ты, ну-ты, — отмахнулась Бабуля. Но было видно, что ласка ей приятна. — То один внук у меня был, а теперь и внучка появилась. Был бы мой Ванюша жив, порадовался бы вашему счастью.
Бабуля смотрит на тарелку с изображением мужа и вздыхает.
Юля спрашивает:
— А вы своего Ванечку сильно любили?
— Ой, как крепко любила… Да только разве понимала? Молодая была, глупая. Думала, счастья на весь век с избытком отпущено, а его надо как жар-птицу обеими руками держать. А то зазеваешься и упустишь. А ты Игоря моего любишь ли?
Юля смеется-заливается:
— Еще как! Я его портрет не то что на тарелку, на целый сервиз наклею, чтобы все время любоваться — за завтраком, обедом и ужином.
Игорь хмурится, из-за Бабулиной спины делает Юльке знаки: мол, шутки насчет дедовского портрета на тарелке неуместны, могут Бабулю обидеть.
Юля спешит замолить вину.
— Вы, Бабуля, ложитесь отдыхать, а я японские чашки помою.
— Что ты, что ты… Не дай бог разобьешь, работа не наша, тонкая. Я уж сама.
А наутро Бабуля Игорю и говорит:
— Ну и жену ты себе, парень, взял…
— Не нравится?
— Нет, девчонка пригожая. И характер легкий. Да только как вылезет в одних колготках на кухню, смотреть не на что. Малое дитя. Ее еще учить и учить надо.
— Вот и учи, Бабуля.
— Да что я, старая, могу. Разве она меня послушается?
— А меня, думаешь, послушается?
— Ого! Еще как! Как тебе с работы прийти, места себе не находит. Кидается то в комнате прибирать, то окурки выносить. Меня все выспрашивает, что ты любишь и чего не любишь. У плиты торчит. А если Марина тут окажется, то чуть не в шею выталкивает… Чтоб с тобой не встретилась. Ты у нее один свет в окошке.
Эти слова были Игорю приятны. Он сказал:
— Почему только я? У нее мать есть, отец.
— Да, понимаешь, какое дело. Семья у нее, конечно, есть… Да только зябко ей там. Правда, отчего зябко-то? В ум не возьму? Уж ее ли не растили, не баловали? А то как же. Одна доченька у отца с матерью. Все для нее. Помню, у нас в деревне… У маманьки нас семеро было. Мал мала меньше. Старшие младших выхаживали. Все выросли, да какие! Приветливые, почтительные. Родительское слово — закон. А ныне что?
Я тут слыхала: соседка из пятой квартиры цельными днями по городу шастает, ищет внуку финское питание детское. Вишь ты, финское понадобилось, а обыкновенное никак нельзя. А будет ли толк?
И то сказать: детей воспитать — не курочек пересчитать. Трудное дело. Вот и выходит: матка по дочке плачет, а дочка по доске скачет. Твоя, сама сказывала, с малолетства родителей не слухала, сама себе голова. Все наперекор норовила… А что получилось? Ничего хорошего. Мать старается, хочет дорогой своей дочери сделать как лучше, а та ни в какую. Пошли ссоры, скандалы. Ну и сбилась с пути. Неделями дома не ночевала, таскалась неизвестно где и с кем. «Страшная жизнь, говорит. Как ночью приснится, вся в холодном поту просыпаюсь. Потом вспомню, что все позади, что теперь у меня Игорек есть, и плачу от радости. Только тихо-тихо, чтоб его не разбудить». Так что ты, внучок, с ней помягче. Раз уж взял такую, теперь старайся, выправляй ее судьбу.
Однажды ночью Игорь проснулся от тревожного чувства. Прислушался. Было тихо, но именно в этой абсолютной, ничем не нарушаемой тишине и крылась тайна.