— На что это ты намекаешь? А я, что ли, нечестно наживал…
— Это ты не мне говори. Я так думаю: кому положено, разберутся. Разные мы люди, Лукич. Нам не по дороге. Права Линка.
— Ну погоди! — голосом Волка из известного мультфильма воскликнул Лысенков и с силой хлопнул дверью.
Послышался рев мотора круто взявшей с места машины.
Дарья Степановна, закрыв лицо руками, разрыдалась.
Лина, бледная, но спокойная, вышла из-за перегородки.
— Спокойно, мама. Все хорошо.
Однако ее трясло как в лихорадке.
АВАРИЯ
Игорь раздобыл номер молодежной газеты со статьей Витюхи и теперь с волнением вчитывался в нее, вновь погружаясь с головой в такие далекие и такие близкие заботы таксопарка.
«Посудите сами! Думаете, мне приятно сознавать, что меня, таксиста, кое-кто в городе недолюбливает? Вы спросите: а за что меня любить? Вечерний час, непогода, вы торопитесь по своим делам, конечно, неотложным… Мимо вас катят машины с зелеными огоньками, а остановиться не хотят. Злодей таксист! Неужели нельзя найти на него управу?
Нет, я не злодей. И среди моих товарищей по таксопарку их тоже немного. В чем же тогда дело? Отвечу. Таксисты за час-полтора до окончания смены потому не хотят ехать на окраины, что обратно скорее всего придется возвращаться порожняком, т. е. будет холостой пробег, а значит, можно лишиться прогрессивки. Можно ли этого избежать? Конечно, можно. Надо только добиться, чтобы интересы пассажира и таксиста совпадали.
И еще один больной вопрос — «чаевые». В самом деле, почему инженер не просит чаевых, а шофер просит? Да потому, что кое-где в таксопарках сложился такой порядок: раз шофер при деньгах, пусть платит. За что? Да за все: ремонтнику — за то, что сделал ремонт, «вратарям» (дежурным у ворот), чтобы отбили «правильное» время, и т. д. Как вы сами понимаете, в конечном счете все эти «левые» выплаты — из кармана пассажира.
Вы, наверное, подумаете, что меня кто-то крепко обидел в таксопарке, вот, мол, я и принялся всех критиковать — налево и направо. Нет, я не на плохом счету, иногда даже хвалят. Работа моя мне нравится и нравилась бы еще больше, если бы нам всем вместе удалось навести в ней порядок. Тогда бы зеленый огонек такси горел чистым светом».
Игорь был потрясен.
Уж, конечно, не тем, что вычитал из заметки; обо всем этом, и о многом другом, ему хорошо было известно. Прочитав Витюхину заметку, он узнал нечто очень важное о самом Витюхе и о себе самом. Одно дело судачить о недостатках в коридоре, за спиной у начальства — даже сверхосторожный Додик принимал участие в этом безопасном и, увы, бесполезном трепе! А вот Витюха Прошин сказал об этом громко, на всю страну, не побоялся.
И преподал всем, и Игорю в том числе, урок, над которым надо подумать. Выходит, у маленького, болезненного Витюхи было то, чего не было у других. И очень важно определить, есть ли это, Витюхино, в тебе самом…
Заводской гараж, маленький, примитивный, отсталый, казалось, не давал простора для буйной преобразовательной деятельности. Но так только казалось. Постепенно, шаг за шагом, Игорю открывалось в работе гаража много такого, что можно было изменить, улучшить.
Он же чаще вспоминал о таксопарке. Конечно, здесь, в Привольске, масштабы не такие, как там, в столице, но кое-что сделать можно.
Однажды разговорился с кладовщиком Макарычевым, худеньким низеньким старичком с белым венчиком волос вокруг лысой головы, делавшим его похожим на господа Бога из спектакля «Божественная комедия», которую показывали по телевидению. Судя но всему, Макарычеву уже давно перевалило за шестьдесят. Говорили, будто он сильно опасается, как бы Лысенков не отправил его на пенсию, поэтому с годами присмирел и уже не выступал на собраниях с острой критикой, как это делал прежде.
Поначалу в желании сблизиться с Макарычевым у Игоря был расчет: хотелось выведать у кладовщика секрет пропажи ящиков с запчастями, которые он сам же помогал Лысенкову грузить в поезд Москва — Привольск в первый день их знакомства. Одно из двух — или прибывшие запчасти ушли «налево», или в ящиках были вовсе не запчасти, а что-то другое, что не имело к гаражу никакого отношения. Единственный, кто мог бы пролить свет на это темное дело, был Макарычев, если, конечно, не считать самого Лысенкова.
Однако эта задача — войти к старику в доверие с тем, чтобы вызвать его на откровенность, отошла на задний план, когда Игорь получше узнал кладовщика. Он ему понравился. Когда-то, в молодости, работал в крупном ленинградском гараже, знал старых шоферов, помнил их рассказы о революционном Петрограде. Сам любил рассказывать, как вместе с другими шоферами участвовал в розысках броневика, носившего громкое и славное имя «Враг капитала».