— Садитесь и ответьте: что у нас происходит с машинами? Почему вчера, как и в прошлый раз, когда я возвращался из командировки, мне подали не мою «Волгу», а какую-то другую…
— Парткомовскую, — уточнил Лысенков.
— Не важно какую… Где моя машина?
— На ремонте, Роман Петрович, — ответил Адриан Лукич голосом, которым сообщают близким о тяжело заболевшем человеке.
— На ремонте? Отчего же? Ведь она совсем недавно ремонтировалась! И все было в порядке, мне водитель говорил… Скажите лучше, что вы просчитались. Ожидали, что я прикачу на новой «Волге», и поэтому мою заслали куда-то. А теперь выкручиваетесь!
Может быть, потому, что директор то ли случайно, то ли по подсказке («по чьей подсказке? Надо выяснить») назвал истинную причину «накладки», Лысенков дрогнул, изменился в лице.
— Кабы так… Я бы вам завтра машину представил. Однако не могу. В капремонте. Надолго. Может быть, на месяц…
— На месяц?! На чем же я буду ездить?
— Не беспокойтесь. Я договорился с гаражом горисполкома. Они как раз партию новых получили… Завтра выделят нам одну, а мы раздобудем и отдадим.
Видимо, спокойная речь Лысенкова убедила Романа Петровича, что тот не врет. Он вперил взгляд в лицо завгара, мысленно определяя, сколько тому лет. Где-то в районе шестидесяти, помоложе отца.
— А что же вы мне не говорили, что были у отца ординарцем? — спросил он.
— Не хотел… Еще подумаете, что ищу чего. А мне ничего не надо… Вы у папаши были? Как он там, все воюет?
Какой-то огонек зажегся в желтых, волчьих глазах Лысенкова.
«А ведь он не уважает отца», — догадался Роман Петрович.
— Здоров. Велел вам привет передавать. Он-то к вам всей душой…
В этих словах Лысенков увидел некий упрек. Сынок Беловежского, хотя и прост с виду и не грозен (не то что папаша, тот был как порох, чуть что — и пых!), однако угадал истинное отношение Адриана Лукича к своему бывшему командиру. Надо срочно выходить из положения.
— Вы меня извините, Роман Петрович, — Лысенков улыбнулся и тотчас же прикрыл улыбку рукой. — Может, что лишнее скажу… Но ваш папаня, хотя и грозен, а душой — что дитя малое. Вот и приходилось о нем заботиться. Так что он для меня не только командир, но и отец добрый… вот как для вас.
«Ишь ты, в названые братья напрашивается?» — отметил про себя Роман Петрович, лишний раз убеждаясь, что этот Лысенков хитрая бестия и с ним надо держать ухо востро.
— Папаня ваш меня каждый раз с праздником поздравляет, спасибо, не забывает солдата и приписку делает: мол, если что нужно, иди к моему Ромке, он, мол, не откажет…
Роман Петрович насторожился.
— Ну и чем я могу быть вам полезен?
То, о чем попросил Лысенков, было до смешного мелко и ничтожно.
— Есть просьбишка, не скрою. «Волгу» я купил, всю жизнь копил и вот сподобился. А то как же так — сапожник без сапог. Разукрасил машину как красну девицу. Вставил сзади черное стекло. А гаишник меня и засек. Остановил, придрался, говорит: на черное стекло специальное разрешение надо. Может, позвоните, Роман Петрович, чтобы штампик поставили, а я уж отработаю, отслужу.
Роман Петрович удивился:
— Вы меня извините, но на кой шут вам это черное стекло? Чем вы там в своей машине таким занимаетесь, что от людей прятаться приходится?
Лысенков рассмеялся:
— Точно, точно. Спятил на старости лет. Блажь одолела. Я ведь жениться собрался. Она у меня молодая, вот и хочу удивить красавицей «Волгой». А что остается — годы!
И снова — искренняя нота, прозвучавшая в словах Лысенкова, примирила Романа Петровича с его просьбой. Пожал плечами, ответил:
— Ну хорошо… Если будет случай, скажу где надо. Да только все это пустяки, есть дела и поважнее.
Лысенков по-военному вытянулся, прижал руки к корпусу:
— Слушаю.
Беловежский отчеканил:
— На автотранспорт много нареканий. В среду по вашей вине задержалась разгрузка вагона с трубами на подъездных путях. В подшефный колхоз обещали послать ГАЗ на три дня, а она проработала неполных два и была такова. Установите, кто нарушил приказание, и строго накажите. И еще… Помнится, вы привезли из Москвы несколько ящиков запчастей, я еще вам помогал переместить их в багажный вагон. Завтра же дайте мне точный отчет — какие запчасти, сколько… И если каких нет, то когда будут. Ясно?
— Ясно, Роман Петрович.
— У меня все.
Лысенков пошел к дверям. На мгновение задержался, повернулся вполкорпуса.
— Зря вы его слушаете, Роман Петрович.
— Кого?
— Коробова. Он из таксистов, а они знаете, что за народ?