— Хорошо.
Вторая встреча произошла у проходной. По случайности они одновременно вышли из заводоуправления.
Поколебавшись (слишком много свидетелей!), Хрупов предложил женщине подвезти ее.
— Я еду мимо. Мне еще в горком, — пояснил он.
Надежда, как он и ожидал, стала отказываться, тогда Хрупов чуть ли не силой втолкнул ее в машину, рядом с шофером. Сам уселся сзади.
— Поехали!
Ему неприятно было, что заводские видели этот пышный отъезд и что шофер не его собственный, а директорский (хруповская машина была на техосмотре). Но поступить иначе Николай Григорьевич не мог. В его груди сдвинулась какая-то защелка, заработал мощный механизм. Он-то и заставлял Хрупова делать все новые и новые шаги навстречу Надежде.
Когда главный инженер, отсидев на совещании, вышел из здания с колоннами и уселся на переднем сиденье, директорский шофер Игорь Коробов спросил его:
— Вы не знаете случайно, Николай Григорьевич, у кого ваша знакомая раздобыла золотое кольцо? Я видел у нее на руке. С камнем.
— Кольцо? А какое это имеет значение?
Игорь ответил:
— Имеет. Сдается мне, что это то самое, которое несколько месяцев назад украли у Медеи Васильевны, директорской жены.
Хрупова бросило в краску.
Третья за день встреча с Надеждой не принесла радости им обоим.
Ворвавшись к Надежде, Хрупов учинил ей форменный допрос. Заливаясь слезами, — уж больно грозен был Николай Григорьевич! — Надежда поведала, что купила кольцо с рук на местной толкучке. Продал его — и недорого — мужчина в кепке, лица его она как следует не разглядела, дело было вечером.
— Оно же краденое! — в сердцах воскликнул Николай Григорьевич. — Директорский шофер, тот, что вез нас сегодня, говорит, будто из-за этого кольца уже безвинно пострадала одна молодая женщина. Опасается, как бы ты не оказалась второй… Ну не плачь, я во всем разберусь. Ты же, в конце концов, не крала.
После этих слов Надежда уткнулась своей красивой прической в плечо Хрупова и разрыдалась еще горше.
Николай Григорьевич осторожно снял с ее пальца золотое кольцо с аметистом и сунул в карман. В машине, выслушав рассказ Игоря Коробова о кольце, Хрупов поначалу засомневался: а не сочиняет ли парень? А может, он просто ошибся, приняв одно, увиденное мельком кольцо, за другое? Но Коробов утверждал, будто злополучное кольцо побывало в руках у ювелира, он внес в него изменения, которые отличают его от всякого иного. Ошибка невозможна.
Игорь говорил с Хруповым спокойно и убежденно. Слушая его, Николай Григорьевич дивился переменам, которые произошли за последнее время с парнем. От былой скованности ни следа. Живой, деятельный. До Хрупова доходили слухи о той кампании за переустройство гаража, которую развернул директорский водитель, о его критических выступлениях в стенгазете. И сейчас Коробов был активен, наступал на Хрупова, чуть ли не командовал им.
— Обязательно спросите у Надежды Семеновны, кто продал ей кольцо, — наказывал он.
— Думаешь, кто украл, тот и продал? — насмешливо спросил Хрупов.
— Нет, Николай Григорьевич, я так не думаю, — спокойно ответил Игорь. — Тем более, что я почти догадываюсь, кто стоял за кражей. Хочу узнать — не женщина ли продавала, небольшого росточка, смазливая, с родинкой на шее, вот здесь…
Расставаясь с Хруповым, Игорь Коробов обратился к нему с просьбой, не поможет ли он связаться с профессором Ярцевым. Говорят, что в молодости он воевал здесь, под Привольском, вместе с дедом Игоря выходил из окружения, не исключено, что может пролить свет на обстоятельства его гибели.
— А откуда ты узнал, что Ярцев именно здесь выходил из окружения?
— От отца Беловежского, — отвечал Игорь. — Он упомянул о Ярцеве в разговоре…
— Выходит, отец Беловежского тоже здесь воевал? Все все знают, одному мне невдомек.
В последний раз Хрупов виделся с профессором Ярцевым месяца три назад, вскоре после обсуждения его персонального дела на заседании заводского парткома. Приехав по делам службы в Москву, он тотчас же отправился в ярцевский институт.
Приоткрыл старую, недавно «освеженную» лаком тяжелую дверь и, ощутив щемяще острое воспоминание о своей невозвратной студенческой молодости, вошел в аудиторию. На мгновение он снова почувствовал себя худющим и загорелым до масляной черноты пареньком, бесконечно уверенным в себе и в своем будущем. Хрупов и сейчас был черен и не толст. Только вот веры в себя поубавилось.
Знакомый голос властно завладел его вниманием.
— В тысяча девятьсот девятом году пятнадцатилетнему студенту Гарвардского университета Норберту Винеру отказали в приеме в студенческий союз «Пи-Бета-Каппа», полное название которого означало — «Философия — кормчий жизни». Руководители союза сочли, что претендент на вступление слишком молод и слабо подготовлен. Спустя несколько лет Винер не без усмешки вспомнил о нанесенной ему когда-то обиде, а новой, созданной им науке дал название «кибернетика».