— Могло быть и лучше. Ты ради этих хором покинул столицу?
— Быстро ты прикатила, — сказал Игорь.
— Мне надо с тобой посоветоваться. Как с другом. Помнишь, ты как-то спросил: есть ли у меня кто? Так вот появился один человек… У него, как писали раньше в романах, серьезные намерения.
— А у остальных были несерьезные?
— На грубость, парниша, нарываешься…
— Кто он?
— Золотопромышленник.
— Что?!
— Не знаю, как сказать… Золотоискатель, что ли? В общем, он начальник прииска.
— Тогда все-таки скорее золотопромышленник. Зубов золотых много?
— Нет. Все свои. Еще не старый. Да я за старого и не пошла бы.
— Так за чем же дело стало?
— Хочу узнать твое мнение. Советуешь?
Игоря новость огорчила. Вот и Юлька уходит. Теперь совсем один останусь. Он пожал плечами.
— Ну, если человек хороший…
— Очень хороший. Мать от него без ума. Двоюродные братья тоже. Вернее, сначала были без ума… Побросали работу, кинулись к нему на прииск. Думали, там золото лопатой можно копать. Месяца два погорбатились, и их как ветром сдуло. Теперь они к нему с прохладцей…
— А жить где будешь? На прииске или в Москве?
— То здесь, то там… Он сказал: «Как ты хочешь, так и сделаем. А скажешь, так я в Москву переведусь. Меня давно в главк приглашают».
— Ну, будь счастлива, Юлька!
Заметив, что ее рассказ про золотопромышленника явно неприятен Игорю, Юлька приободрилась. С довольным видом уселась на диван, поджала ноги. Еще раз критически оглядела комнату.
— Дыра. Единственное, что тут стоящее — это зеркало. Вещь! Видно, с доисторических времен.
Игорь тяжело вздохнул. После визита директорской жены он в сторону зеркала не смотрел. Даже брился на ощупь. Юлька вскочила, подбежала к зеркалу и стала вертеться возле него, принимая разные позы.
— Что-то в горле пересохло. Сейчас воды принесу, — Игорь взял из шкафа чашку, вышел.
Когда вернулся, Юлька стояла перед зеркалом в одном купальнике из блестящей ткани. Ее голову украшал тюрбан. Золоченая рама красиво обрамляла Юлькино отражение в овале зеркала.
— Индриани Рахман дочь Рахни деви, — объявила Юлька. В движение пришло все, не только ноги, но и руки, плечи, голова. — Исполняется танец «Одасси»!
— Я и не знал, что ты умеешь так хорошо танцевать индийские танцы. Только не мешало бы прикрыться. А то неудобно…
— Дай мне косынку. Она в сумке. Я оберну ею бедра.
Но Игорь не успел передать Юльке косынку. Отворилась дверь, и на пороге появилась Лина. Широко распахнутыми глазами она смотрела на полуголую Юльку, на смущенного Игоря.
— Я, кажется, не вовремя? Извините! — сухо сказала Лина и скрылась за дверью.
…Наступил вечер. Помрачневший, замкнувшийся в себе Игорь постелил Юльке на диване, сказал:
— Ложись спать. А я переночую в другом месте.
— Все ясно, — проговорила Юлька.
Игорю показалось, что она сейчас заплачет. Но, честно говоря, ему было не до Юльки. Он видел, какое впечатление на Лину произвел вид Юльки, в полураздетом виде изображавшей индийскую танцовщицу. Выходит, он, Игорь, не совсем ей безразличен. Он чувствовал потребность немедленно объясниться с девушкой, выложить все, что волновало его.
Объяснения не состоялось. Примаковы уже спали. Побродив вокруг погруженного в темноту дома да потаращив глаза на окно Лининой комнатенки, — а вдруг она каким-то чудесным образом ощутит его присутствие и выйдет на крыльцо? — Игорь направился в дальний конец участка, к сараюшке.
Недели две назад Игорь с разрешения Беловежского переправил из цеха в этот сарай примаковское изобретение. Вечерами с разрешения хозяина дома подолгу возился со сложным механизмом, стараясь вдохнуть в него жизнь. Нередко к нему присоединялась Лина. В накинутой на плечи старой кофте и тапочках на босу ногу стояла, прислонившись к притолоке, перебрасывалась с парнем многозначительными фразами. В ее присутствии работа у Игоря особенно спорилась.
Однако в этот душный августовский вечер ему меньше всего хотелось думать о железяке. Подошел к сараю, потянул на себя дверь. Несмазанные петли громко заскрипели. В помещении было темно, пахло деревом, металлом.
Игорь на ощупь пробрался к топчану и улегся на жесткое ложе, подложив под голову снятую с гвоздя примаковскую телогрейку. Он вдруг подумал, что безвозвратно потерял Лину, она теперь и разговаривать с ним не захочет. Как странно устроен человек. Два дня назад он, сидя в машине, не откликнулся на ее зов. А теперь страшился, что она останется глуха к его призыву.
Тихий скрип прервал его размышления. На пороге, на фоне набирающего ночную густоту неба, появилась легкая фигура. Дверь закрылась. Сердце у Игоря забилось так, что, казалось, его стук разбудит все вокруг. Он привстал. Теплое, душистое дуновение коснулось его. Голос Лины, дрожащий, трепетный, произнес: