Выбрать главу

— Это хорошо, что вы друг у друга наказания вырываете, а не награды, — сказал министр. — И что на гибкие производственные системы замахиваетесь. Если уж перестраиваться, то на уровне самых последних мировых достижений! Это сейчас задача из задач. А вот что лезете в воду, не спрося броду, это плохо. «В области управления, говорил Ленин, ничего нельзя поделать нахрапом, бойкостью или энергией или каким бы то ни было лучшим человеческим качеством вообще». Умение управлять с неба не валится, святым духом не приходит, этому необходимо обучаться. Вот мы вас и поучим!

Беловежский и Хрупов вышли из зала и стали спускаться по лестнице. На одном из этажей сильно дуло из полуоткрытой фрамуги. Беловежский хотел было застегнуть ворот рубашки, но пуговицы на месте не оказалось.

— Вот, пуговицу в зале оставил, — сказал он.

— Скажи спасибо, что не голову. Снаряды ложились рядом, — ответил Хрупов.

Они рассмеялись и поглядели друг на друга с симпатией, как когда-то, в прежние времена.

Они вышли из министерства через стеклянные, раздвинувшиеся при их приближении автоматические двери и двинулись по Калининскому проспекту. Он был хорошо знаком им не столько по визитам в министерство, сколько по многочисленным кинозарисовкам, не сходившим с экрана телевизора. Конечно, хороша старая матушка-Москва, но и новая имеет немало поклонников. Калининский проспект с геометрическими линиями зданий, рациональной планировкой первых этажей, целиком отданных многофункциональным бытовым службам, с широкими тротуарами, по которым валом валил молодой, энергичный и красиво одетый народ, что там ни говори, в большей степени, чем старый Арбат, отвечает нынешнему ритму жизни. Так думал Роман Петрович. Он ночами не спал, размышляя о промышленных роботах, которые в будущем выстроятся вдоль обновленных корпусов привольского завода. Что же удивляться его прямо-таки страстной любви к новому Арбату — первой, подлинно современной артерии Москвы.

— Ты, Николай Григорьевич, не сегодня-завтра позвони Ярцеву… Пригласи к нам в Привольск. Он ведь, кажется, воевал в наших местах?

— А откуда ты это знаешь? — принимая предложенный Беловежским обратный переход на «ты», спросил Хрупов.

— От отца. Они вместе из окружения выходили.

«Вызов на ковер», в общем, закончился благополучно.

ДОМ ПОД ГОЛУБЯТНЕЙ

Лина, узнав о появлении в Привольске матери Игоря, высказалась решительно:

— Если ты немедленно не приведешь ее к нам, разговаривать с тобой не буду! Значит, так: завтра вечером у нас дома. И не вздумай отказываться. Подумать только: сначала Федя приехал. А теперь твоя мама. Двойная радость!

Мысль забрать к себе из деревни Соленые Ключи сына Федю появилась у Примакова давно. Хоть и малец, однако заботы требует — и материальной, и всякой иной. Живой человек, а живому многого надо. Из сердца не выкинешь, из головы — тоже, утром встанешь, а внутри свербит, как они там, не больны ли, не голодны ли, не босы ли? На Тосю какая надежда. Она и в молодости странная была, а сейчас и того пуще. Как найдет на нее хворь, так она вовсе с постели не поднимается, обеда не готовит. Начнет сын плакать, есть просит, она погладит его вялой, бессильной рукой по голове, скажет: «А ты к Корякиным сбегай, попроси… Они добрые, авось не откажут». Малец подтянет спадающие штаны и шуганет по деревне пропитание искать. Иногда и матери кое-что принесет. Только Тося есть не станет. Скажет слабым голосом: «Иди-ка погуляй, да только смотри…» А куда смотреть, долго ли гулять и что потом делать — не скажет.

Какая она мать? Ей самой до себя.

Конечно, забрать мальца не трудно, да как с Дарьей быть? Что скажет, когда ненаглядный муженек приведет в дом сорванца и скажет: расти, корми да одевай, ласкай, выхаживай. И не то даже важно, что она, Дарья, по этому поводу подумает или скажет, а как это их жизнь повернет, в какую сторону? А ну, как все пойдет наперекосяк? Расползется семейная жизнь, как трухлявое сито, в котором Дарья моет мелкие плоды да ягоды, разлетится в разные стороны, попробуй тогда собери.

Тяжелые мысли одолевали Дмитрия Матвеевича, мешали выкарабкаться из-под насевшей на него болезни. Однако Дарья не слепая, видит, что с ее муженьком происходит, какая забота у него на сердце.

Однажды днем задремал Дмитрий Матвеевич, во сне стонет, мечется. Кто-то положил ему на лоб прохладную руку и ласково проговорил:

— Митя, дорогой… Что ты кричишь? А вспотел-то как. Или приснилось что?