Роман Петрович, удивившись непонятной осведомленности отца, ответил:
— Правда.
И встревожился, увидев, как по лицу отца, и без того бледному, разливается мертвенная синева.
— Ты этого не сделаешь!
— Но почему? Что с тобой? Дать тебе лекарства или воды?
Но Петр Ипатьевич пропустил мимо ушей заботливые восклицания сына.
— Как ты можешь! Я же говорил тебе, что этот человек — причина всех моих несчастий! И ты, мой сын, протягиваешь ему руку?!
— Я не знаю, что между вами произошло сорок лет назад. Сейчас это известный и уважаемый человек, фирма которого может принести заводу большую пользу. Это чисто деловой контакт, отец.
Петр Ипатьевич цепко схватил сына за запястье горячей рукой:
— Умоляю, Рома… Не делай этого. Он втянет тебя в трясину. Эта «Эврика» — ширма, за которой орудуют махинаторы. Они тебя погубят.
У Романа Петровича мелькнуло подозрение.
— Постой, отец. Откуда ты все это знаешь?
— Я изучал… по прессе. И считаю, что…
— Уж не тобой ли написана та злополучная заметка «Выгодно. Но кому?» Признайся, отец. Ревизоров — это ты?
Петр Ипатьевич сел в постели. Теперь бледность сменилась лихорадочным румянцем. Жидкие волосы были взлохмачены.
— Да, я! Что из того? Почему я должен молчать, когда недостойные люди на глазах у всех…
— Господи! Зачем тебе это нужно? Навел тень на белый день. Начнутся комиссии, проверки.
Отец выкрикнул:
— Зачем бояться проверок тому, кто честен? Видишь, ты сам признал, что дело тут не чисто.
Роман Петрович почувствовал, как в нем закипает гнев. В эту минуту отец уже не казался ему больным и не вызывал жалости. Он должен был сказать, не мог не сказать ему того, что рвалось сейчас наружу.
— Ты помнишь — мы приезжали сюда вместе с моим водителем? Игорь расспрашивал тебя насчет того, второго, бойца, который отправился в разведку с твоим ординарцем Лысенковым? Ты ответил, что не помнишь. А Игорь выяснил, что отклик на его заметку с фотографией деда послал в газету ты. Значит, ты знал, что фамилия второго бойца Коробов. Знал, но не сказал?
Петр Ипатьевич отвел глаза в сторону, сказал нетвердым голосом:
— Рома, как ты разговариваешь с отцом? Неужели ты не понимаешь? У войны свои суровые законы. А кое-кто пытается сейчас оценивать то, что было, исходя из мерок нынешней мирной жизни. Я считаю это принципиально неверным, почему же я не могу высказать свое мнение публично?
Роман Петрович поймал ускользающий взгляд отцовских глаз, сказал твердо:
— Не может быть благородных поступков, в основе которых лежат неблагородные побуждения. Тебя не волнует судьба фирмы «Эврика», ты просто сводишь счеты с Ярцевым. И фамилию Коробова ты «позабыл» не случайно… Я тут читал недавно… За последние миллионы лет Аравийский полуостров снесло на несколько миллиметров. Я не знаю, почему сносит материки, а вот почему «сносит» людей, знаю: потому что у них нет простой нравственной основы. Такие люди не знают, где север, где юг, где черное и где белое, где честность и где нечестность. Это страшно, отец.
…Сейчас, глядя из окна машины на приближающиеся кустарники, служащие началом леса, Роман Петрович с запоздалым сожалением подумал: пожалуй, он зря был так резок со стариком. Его военный опыт был отмечен крупной неудачей. И не уяснив для себя, в чем истинная причина этой неудачи, он не смог правильно построить свою дальнейшую жизнь. Это трагедия. Но первая жертва ее — он сам. Что там ни говори, а отец прошел сквозь огонь войны, был ранен и кровью оплатил если и не все, то хотя бы часть своих ошибок и заблуждений.
Словно отвечая на его мысли, Андрей Андреевич Ярцев повернулся и сказал:
— А вот тут мы проходили с вашим отцом. Воевали с гитлеровцами… и спорили друг с другом.
Скоро дорога вбежала в густой лиственный лес. Кроны лип, берез, клена закрыли небо, и стало темно. Разговор затух, чтобы вспыхнуть вновь, когда деревья расступились, стало светло и машина, буксуя по осклизлой дороге, выскочила на пригорок. С него открылся вид на деревню. Ветер разорвал пленку туч, и солнечные лучи заблестели в окнах изб.
— Соленые Ключи! — объявил Игорь.
— Все-таки хороша жизнь, — сказал Ярцев. — Ум отказывается понимать, как могут люди, да еще ученые люди, находить оправдание ядерной войне!
— Вы имеете в виду американца Тейлора и ему подобных?
— Тейлор, конечно, большой негодяй. Ему мало водородной бомбы, в создании которой он участвовал. Теперь ему подавай «космические войны». Но есть и другие… Недавно я был на симпозиуме. Так вот один гусь познакомил нас со своей оригинальной теорией. Согласно ей, мы, люди, сидим, подобно гребцам в лодке, спиной к будущему. Судьбы нашего «шарика» предопределены где-то вне его пределов. Всеобщая ядерная война и последующая катастрофа не что иное, как запрограммированный в мироздании способ «разогреть» погасшую планету Земля и вновь вернуть ее в число живых планет. Стоит этот деятель на трибуне — упитанный, лощеный, в твидовом костюмчике — и спокойненько рассуждает о конце света. Побегал бы он, как я, по этим лесам с ДШК в руках, вот тогда бы его не потянуло на дерьмовые теорийки.