— Где это видано, чтобы ни в чем не повинных людей в тюрьму сажать?
— Во-первых, не в тюрьму, а в изолятор. А во-вторых, мы с посторонними людьми своих дел не обсуждаем. Этот Коробов кто вам — сват или брат?
— Не сват и не брат, однако, может, скоро родней станет. Лучшего зятя я бы не хотел.
— Хорош зятек, в убийстве подозревается, — поддразнил Примакова Толокно.
— Вы того, товарищ следователь… Говорите, да знайте меру. Нет за Коробовым вины!
— Так вы его выгораживать пришли?
— То есть, как это, того-етого… выгораживать? Выгораживают подлецов да жуликов вроде вашего Лысенкова.
— Выбирайте выражения! Вовсе он не мой. А потом — кто вам сказал, что Лысенков подлец и жулик? Коробов?
— Кое-что порассказал, не скрою. Да я и сам не слепой, шестой десяток землю топчу. Этот Лысенков был такой тип… Как его только земля носила!
— Как я вижу, вы, гражданин Примаков, разделяли с Коробовым его ненависть к Лысенкову.
— Ничего я ни с кем не разделял, — почуяв подвох, сказал Примаков. — Вы еще скажете, что мы… того… вместе его порешили.
— Вас лично никто не подозревает, — заметил следователь Толокно.
— Я вам говорю: никогда бы на такое дело Игорь не пошел. Да вы сами посудите. Коробов оставил в Москве квартиру, работу и сюда приехал… не за заработком. Они у него и так неплохие были, таксистом работал, у него цель какая была? Могилу деда своего, солдата, отыскать. О добром имени его позаботиться. Вот и посудите, может такой человек собственное доброе имя в грязь затоптать? Людей о нем поспрошайте. Они вам расскажут, что это за человек, чем дышит, что у него главное, в жизни.
— Все это так, — сказал Толокно. — Однако улики…
— Ничего не стоят все ваши улики против факта человеческой жизни: честный работящий парень. Вот вам весь сказ.
— Ваша позиция мне ясна, Дмитрий Матвеевич. Вы мне лучше вот что скажите: куда у вас пуговицы с рукавов подевались?
Примаков непонимающе глядел на следователя:
— Какие пуговицы? При чем тут они?
— Маленькие, металлические… думаю, были такие же, как вот эти, только поменьше диаметром, не так ли?
Примаков вывернул руку, приблизил обшлаг рукава к глазам.
— И впрямь нет. Ух, Дарья. Совсем мужика запустила. Выдам жинке по первое число.
— Семья большая? Дети малые в доме есть?
— Какая большая… Я, жена, дочка да сын.
— Сколько ему?
— Девять лет. Федей звать. Сынок. Шустрый такой мальчишка. Целыми днями на голубятне сидит.
— А вы не будете возражать, если я как-нибудь к вам в гости зайду?
— Милости просим! Чаю попьем с бубликами.
Он возникает в комнате следователя Толокно бесшумно. Еще секунду назад его не было, и вот он уже стоит у стола. Румяные щечки, седая бородка клинышком, спортивная куртка. На голове яркая вязаная шапочка с помпоном.
Современный гномик, прибывший по судебной повестке.
— Я и сам собирался к вам, — с мрачной торжественностью объявляет ювелир.
— Собирались? По какой причине? Если не секрет?
Христофор Кузьмич тяжело вздыхает. Он снимает свой вязаный колпак и хватается за табуретку, чтобы подтащить ее поближе к столу.
— Я пришел с повинной, — торжественно сообщает он. — Сорок лет назад из-за моей халатности утеряны ценности артели «Красный ювелир». Их украли. Но я расплатился… Да, да… Передал в руки представителей подполья другие ценности… У меня есть… то есть была расписка.
— А где она, расписка?
— Хранилась в сейфе. Но он не так давно был похищен из моего дома.
Следователь просит Христофора Кузьмича подробно рассказать о том, что произошло в промозглый сентябрьский день 1942 года на шоссе, ведущем в Привольск. Когда ювелир оканчивает свое повествование, Толокно спрашивает:
— Почему вы решили рассказать об этом только сейчас, спустя сорок лет?
Ювелир часто-часто кивает, клинышек бородки трясется.
— Я знал, что вы зададите этот вопрос! Я молчал потому, что… Потому, что… — Он не знает, что сказать, и выкрикивает: — Но я ведь вернул!
— Понятно, — говорит следователь. — Вы боялись ответственности за свою халатность. А теперь уже не боитесь, потому что истек срок давности?
Христофор Кузьмич отрицательно качает головой.
— При чем тут это? Для совести нет срока давности. Если бы вы знали, сколько бессонных ночей я провел, проклиная тот день и час, когда согласился взять на себя ответственность за имущество артели!
— Могу вас успокоить. Имущество артели нашлось. В похищении ценностей участвовали инкассатор и его дружки… Но воспользоваться награбленным им не удалось. Попали под бомбежку и погибли. Ящики, обнаруженные в кустах у дороги, спрятал у себя в сарае сельский кузнец. Когда гитлеровцев прогнали, он передал ценности властям. Я знаю об этом от отца, он тоже был следователем, и именно ему в свое время довелось заниматься этим делом.