— Проследи, чтобы на этикетке было слово «Девственность», — успел крикнуть Уилл, исчезающему возлюбленному. — И поторопись, любовь моя, а то я начну без тебя. И ужин, и брачную ночь.
Лектер что-то пробурчал в ответ, но Уилл его уже не расслышал, и засунул курицу подогреваться. Ему казалось, что всё будет по-другому, и внезапно он даже обрадовался, что их планы развалились. Сейчас он был как-то спокоен и это его безумно радовало. Он целый месяц домогался до задницы Ганнибала, дошёл до самой крайней точки кипения в своём возбуждении, и их вечер запросто мог быть испорчен его торопливостью и навязчивостью. Они бы катались на лошадях, ужинали бы при свечах в дорогом ресторане, погружаясь в ваниль и сахарную пудру всё глубже и глубже, несусветная романтика лишила бы его всех тормозов, и он бы попытался трахнуть своего новоиспечённого мужа прямо на пороге дома. Он вспомнил свой первый раз, как Ганнибал был взволнован, но всё равно спокоен, как долго и бережно он готовил его к сексу, стараясь не поранить и не нанести вреда, и понял, что запросто мог бы всё испортить сегодня своей пылающий страстью, которая сейчас превратилась в нежность и заботу.
Когда прошло ещё пятнадцать минут, а курица на столе начала остывать уже третий раз, Уилл не выдержал и пошёл за Ганнибалом в подвал. Спустившись по добротной лестнице, он тихонько прошёл между деревянными стеллажами с вином, и увидел своего ненаглядного, застывшего в углу с какой-то странной бутылкой.
— И как долго ты собирался скрывать от меня правду, Ганнибал? — печально покачал головой Уилл, облокачиваясь на дорогостоящую стенку с вином.
— Какую правду? — вздрогнул Лектер, испугано взглянув на мужа.
— Теперь на тебе кольцо, которое я сегодня надел на твой палец, — серьёзно сказал Уилл, опуская глаза, — и я думал, что между нами больше нет секретов.
— Их нет, Уилли. О чём ты?
— Я и раньше был ревнивым, но подумал, что все твои похождения в прошлом. Кто она, Ганнибал? Не уверен, что готов мириться с твоими изменами.
У Лектера так вытянулось лицо, что он стал похож на удивлённую сову, которой сказали, что она теперь заяц, и он чуть не выронил из рук бутылку, которую всё ещё нервно тискал в руках.
— Уилл, ты обалдел? Какие ещё измены?
Уилл сделал несколько шагов вперёд и провёл рукой по рядам пыльных бутылок.
— Ну, и с какой из них у тебя роман, Ганнибал? — улыбнулся Грэм, подходя ближе и вырывая вино из его рук. — Кто тут отбирает у меня мужа в первую брачную ночь? Это она? И давно это у вас?
— Да, прости, милый, это она, — облегчённо рассмеялся Ганнибал, утыкаясь носом Уиллу в ухо. — Это особая бутылка, и я…
— Особая бутылка? — поднял брови Уилл, отпихивая от себя мужа. — Вы все коллекционеры похожи немного на маньяков, и я не удивлюсь, если ты ходишь сюда по ночам и беседуешь со своими бутылками. Это просто вино, Ганнибал.
— Видимо, я поторопился, когда сделал тебе предложение, — хмуро проворчал Лектер, бросая нежный взгляд на свою коллекцию. — Да, большинство из этих бутылок просто вино, как ты выразился, но есть один стеллаж, на котором я храню то, что для меня дорого. Пошли, я покажу.
Ганнибал схватил мужа за руку и потащил к небольшой стойке, по мнению Уилла, так же просто забитой винищем сверху донизу. Он благоговейно замер у стеллажа, как будто он был в Лувре, а не в подвале с винишком, и бросил укоряющий взгляд на мужа, который тоже послушно уставился на бутылки.
— Здесь каждая бутылка хранит в себе воспоминание, Уилли, — медленно сказал Ганнибал, отпуская его руку и не моргая смотря на вино.
Его взгляд, как и всё лицо, снова стал пустым и безжизненным, и Уилл, оглушённый своей эмпатией, вздрогнул от страха. Он увидел своего Ганнибала, который, казалось, начал от него отдаляться, совсем одного, потерянного, окружённого только прошлым, которое окутывало и не отпускало его из своих лап, и не выдержав, он бросился к нему, обнимая и прижимая любимого к себе, который вроде бы этого даже не заметил.
— Я храню их как напоминания, как заметки для самого себя, и помню до минуты, и даже до мысли, которая была у меня в голове, когда я их покупал. Вот эту я привёз с собой из Парижа, — тихо сказал Ганнибал, касаясь кончиками пальцев какой-то бутылки. — Она хранит в себе память о моих родных, живущих там, и я выпью её, когда никого из них не останется в живых. Эту я купил в Балтиморе, когда выбрал этот дом, эту, когда бросил хирургию, а эту, когда познакомился с тобой.
— Со мной?
— Да, в тот день, когда ты спас Эбигейл.
— И что за воспоминание она хранит? — недоумённо спросил Уилл. — Меня, шокированного и залитого кровью с головы до ног?
— Почти, — тонко улыбнулся Ганнибал. — Она хранит мои мысли о тебе. Я бы выпил её тогда, когда раскрыл бы тебя полностью. Ты сразу захватил моё сознание, тем, что ты делал поступки, на которые казалось ты не был способен. Я увидел в тебе что-то, что мне захотелось потрогать и забрать себе, но я не мог тебя похитить и положить в своей подвал памяти, поэтому я купил это вино и положил его сюда.
— А это что за бутылка? — тихо спросил Уилл, указывая на странную ёмкость без этикетки, которую он отобрал у Лектера. — Она тоже очень важная?
Ганнибал посмотрел на Уилла с недоумением, и даже с какой-то неприязнью, как будто он мешал ему своим присутствием, но тряхнув головой, он забрал вино из рук мужа и бережно стёр пыль с горлышка бутылки.
— Это самая старая бутылка здесь. Я храню её почти тридцать лет и увёз её с собой из Литвы из нашего фамильного замка. В ней заложено очень многое, мои воспоминания о доме, о родителях, ещё кое о ком, мои новые и удивительные мысли и решения, и я думал, что никогда не захочу открыть это вино. Я даже не уверен, что оно не испортилось и его можно пить. По молодости я не знал, как хранить вино правильно и возил его с собой просто в чемодане. Иногда мне казалось, что прошлое — это всё, что у меня есть, но теперь у меня есть ты, и я не уверен, что хочу делить мои мысли о нас с тем, что было важно для меня когда-то.
Ганнибал снова начал мысленно уплывать куда-то в прошлое, и не долго думая, Уилл больно ущипнул его за задницу.
— Так, это всё прекрасно, но я хочу есть, я тут замёрз, ещё я хочу выпить и получить обещанное, — строго сказал Уилл. — Мы берём с собой это древнее вино и то, что ты купил в память обо мне. Больше ничего не надо хранить, я всегда буду рядом, обещаю, и давай уже пошли наверх, пока курица на столе не начала нести яйца.
Ганнибал хотел было возмутиться пренебрежению к его переживаниям, но Уилл уже схватил его за руку и потащил обратно в гостиную. Он усадил его за стол, всучил ему вилку и нож в руки, и начал открывать старое вино, пытаясь вбить штопор в затвердевшую пробку. Через десять минут мучений, Уилл смог открыть бутылку и по комнате пополз кислый запах дешёвой браги. Плеснув в бокалы по глотку вина, он тоже сел за стол, молча отсалютовал мужу, и они вместе попробовали это страшное пойло. Если Уилл и смог проглотить это адское бухло, то чувствительный Ганнибал весь перекосился и выплюнул его обратно в бокал, вздрогнув всем телом от отвращения.
Лектер быстро вскочил на ноги, схватил бутылку и начал выливать вино в раковину, задыхаясь от вони этого домашнего самогона.
— Что за пойло? — едва сдерживая смех, спросил Уилл, забрасывая в рот всё подряд, пытаясь перебить ужасное послевкусие.
Ганнибал лишь усмехнулся и даже ополоснул пустую бутылку, чтобы она не смердела на всю кухню. Он думал, что если и откроет эту бутылку, то лишь в том случае, когда его поймают. Он часто представлял, что полиция ломает его дом, а он спускается в подвал, открывает это вино и пьёт его, прощаясь с Чесапикским потрошителем, и был рад, что этого не случилось. Он бы не хотел, чтобы его забирали блюющего на полу от отравления.
— Вино не виноградное, — покачал головой Лектер, открывая другую бутылку и наливая им в чистые бокалы, — да и откуда в Литве виноград. Оно ягодное, я схватил первую попавшуюся бутылку и таскал её с собой тридцать лет. Конечно оно испортилось, хотя может оно и должно быть таким. Видно, что оно самодельное, а не покупное, и что там раньше гнали я знать не знаю.
Они вернулись к холодному ужину и через полчаса смогли избавиться от привкуса прошлого Ганнибала.