Ганнибал не привык делить ни с кем свою холостяцкую берлогу, и настороженно ползал за своим сожителем по всему дому, как будто бы не понимая, с какой стати Уилл валяется на диване, суёт нос в его холодильник или моет свои ботинки в раковине. Слежка продолжалась первые две недели, и Уилл чуть не сорвался и не съехал домой, и лишь осознание того, что он до одурения влюбился в этого параноика, заставила его задуматься и терпеть.
Практика совместного проживания весьма сильно отличалась от теории, которую они оба знали лишь на словах, и они чуть не наворотили катастрофических ошибок, если бы Уилл не решил бороться за своё внезапное счастье. Ганнибал, проще говоря, был ошарашен, ошеломлён, напуган, сбит с толку тем, что Уилл, на самом деле здесь и никуда не собирается. Что внезапно обнимает его, зарываясь носом в винтажную причёску, что всё время слушает его советы по уходу за одеждой, что неожиданно мог запустить ему руку в трусы и спросить, как там поживает «дружелюбный медбрат», который у шокированного доктора даже не всегда реагировал на прикосновения, что снова и снова возвращался к нему.
Но у Уилла не было другого выхода, он вынужден был измениться и помочь своему растерянному доктору. Потом, когда они поживут немного дольше и Ганнибал адаптируется в новом ему мире, всё вернётся на круги своя, и он начнёт тиранить и испытывать Уилла на стрессоустойчивость, но в первые недели совместной жизни, он был так слаб и раним, что не приложи профайлер усилий, они бы просто разошлись.
Кто такой был этот Ганнибал Лектер на самом деле? Кто был этот человек, который знал ответы на все вопросы, кроме того, как разделить быт с любимым? Он умничал при других, задумчиво поглаживая губы указательным пальцем, блистал своими обширными знаниями во всех областях и науках, ходил и вёл себя так, как будто поимел самого Господа Бога и тот был от этого в восторге, но стоило Уиллу вернуться с прогулки с собаками, раскидать обувь в коридоре и проходя мимо Ганнибала, чмокнуть его в нос, как он поражённо подвисал в пространстве и непонимающе хлопал глазками.
А ведь всё должно было быть не так, это Уилл — нелюдимый и плохо идущий на сближение человек, а Ганнибал, по идее, должен был быть настойчивым и ломать эту броню, не жалея сил. А вышло всё с точностью наоборот. Ганнибал открывал Уиллу дверь, пока у того не появились свои ключи, вежливо приглашал в дом и вёл себя так, как будто у них самая обычная дружеская встреча, а не семейный ужин, где можно было расслабиться и немного позаигрывать. Он впадал в ступор, когда любимый хватал его за галстук, притягивая для поцелуя, терялся от предложения забраться вместе в ванную, и если бы не план Уилла, то они бы сидели весь вечер в разных углах гостиной, беседуя ни о чём и разошлись бы спать в разные комнаты.
Первая ночь была сумасбродной и потрясающей, так же как и её продолжение утром, но следующий секс случился не сразу, им надо было немного подумать. Уилл забирался в постель, обнимал деревянного сожителя, который не мог пошевелиться и тупо пялился в потолок, целовал его прекрасные руки и засыпал, давая Ганнибалу время на привыкание.
А сам Ганнибал, действительно, был обескуражен. Он вынашивал хитрые планы по перерождению Уилла, не признавая сексуального интереса к нему, которого на самом деле и не было, пока тот не поцеловал его руку в больнице, и мечтал, чтобы чувствительный профайлер смог его понять и увидеть его истинное лицо, но ошеломительная картина того, как Уилл жался к его рукам, заставила его изменить планы. Он раскрыл его болезнь врачам, непонятно дрожа от восторга, когда Уилл в бреду кричал его имя, целые сутки безнаказанно гладил и трогал его, пока тот был без сознания, и чуть не поехал мозгом, увидев Алану на плече у своего сокровища. Ревность настолько его потрясла, что он почти не помнил, как добрался до дома. Уилл так к нему жался во время болезни, что казалось, что он не выживет без Ганнибала, и тот радостно поливал этот необычный цветок, который тянулся к нему как к единственному на свете солнышку, своим вниманием и заботой. И вот, оказывается, он растил его для другой? Охуевшая Алана явилась под финальные аккорды его болезни на всё готовенькое и протянула свои коряги к его цветочку? А что сам Уилл? Это крысёныш сидел с ней на кровати и нагло обжимался, неохотно делая вид, что ему неудобно и между ними ничего не проскочило? Ганнибал три дня обижено просидел дома, и не мог поверить, что он так ошибся, и что он совсем не «единственный» для Уилла, а лишь удобный простачок и наивный дурак. Его коробило от всей этой ситуации, что повёлся на странную близость, что поверил во внезапные чувства и как лошара рассказал об энцефалите, хотя вынашивал совсем другие планы, что просидел двое суток у постели больного, которому на него наплевать и многое другое. Когда Уилл явился к нему, шатаясь от расстройства и печали, и оказался в его объятиях, Ганнибал сразу же решил отыграться на нём, ласкаясь и укладывая на лопатки, но то, что Уилл захотел с ним остаться, парализовало его волю и мозг, который не понимал, что за хрень происходит. Он каждую минуту ждал, что Уилл скажет, что всё было отлично, я тебя отблагодарил за заботу и пожалуй пойду домой, но тот не уходил, а наоборот, раздал собак и перебрался к нему в дом.
Ганнибалу понадобился месяц, чтобы поверить в реальность событий и расслабиться. Он, наконец-то, начал отвечать на ласку, радоваться утренним голым обнимашкам, а не ложиться в кровать чуть ли не в костюме, чтобы не быть слишком открытым, перестал следить за Уиллом, как за вором, который случайно пробрался в его дом, и начал готовить собакам. Единственное, что ему пока не удалось, это начать доверять своему сожителю.
— Уилл, ты точно выключил духовку?
— Конечно, Ганнибал, как ты и просил, ровно в восемь тридцать.
— Ты уверен?
— Разумеется.
— Всё-таки я пойду проверю.
И так было постоянно. Ганнибал проверял всё, что просил сделать Уилла. Он не верил ничему, что заплатил по счёту, что вымыл лапы собакам, что купил молока и поставил в холодильник, что включил сушку белья, что вытер пыль и даже что наелся, — этот полоумный чистоплюй поднимался и тащился всё лично проверить. В такие моменты, Уиллу казалось, что он совершил рейдерский захват, а не переехал жить к любимому человеку. Он шёл следом за этим недоверчивым психопатом, проверяющим краны и воду, и боролся с желанием нахамить и уехать домой, но вот Ганнибал поворачивался к нему, неуверенно улыбаясь, и Уилл бросался к нему на шею, зацеловывая и стискивая в своих объятиях.
Он тащил его в постель, срывая одежду на ходу, обескураживал своей страстью и оральными ласками, пытаясь заставить доктора расслабиться, ведь отпустивший свои переживания Ганнибал, это было что-то с чем-то. Он становился живым, сексуальным, безбашенным и развратным, терялся настолько, что кричал и стонал от оргазма, и это стоило всех хлопот, что доставлял ему этот подозрительный тип. Если Уиллу удавалось заставить его рычать и кусаться, то он кончал моментально, несмотря на просьбы Ганнибала пропустить его вперёд. Один вид спутанных волос, полностью расслабленного рта, с тонкой ниткой слюны, капелька пота, медленно ползущая по лбу, бесконтрольные хрипы, дрожащие руки, и так сильно дёргающаяся верхняя губа от оргазма, что от этого забавно морщился нос и оголялись кривоватые клыки, и Уилл почти терял сознание от переполнявших его чувств, крича о любви и давая несуразные клятвы. От такого шального обожания, Ганнибала вообще переклинивало, и он падал на своего возлюбленного, с силой вцепляясь в его волосы, шепча «не верю», «не может быть», «мой Уилл, никому не отдам». Потеря контроля Ганнибала, была самым сладким нектаром для Уилла, хотя в такие моменты ему часто доставалось. Ганнибал больно хватал его за руки, мог сильно цапнуть зубами, сжимать в объятиях до хруста костей или расцарапать ему грудь, но это был их маленький секрет, который всегда оставался на шёлковых простынях их общей спальни. Только там Ганнибал Лектер был таким, шальным и потерянным, в остальное время он всегда оставался настоящим джентльменом, гордо несущим свою задницу по жизни и Уилл ему в этом потакал.