— Правду говорю, — сказал Артус, — лучше сдайся прямо сейчас. Тебя побили.
Этого было достаточно для землероя. Он вскинул голову и завыл, а потом бросился на мальчишку.
Артус невозмутимо сжал руку в кулак и поднял его, чтобы ударить приближающееся чудовище. Но землерой не смог добежать на расстояние удара. Драгоценный камень, что он проглотил вместе с хлебом, отозвался на поднятый кулак и выбросил свое силовое поле. Волшебная стена быстро и методично росла, стараясь защитить нового владельца.
Землерой схватился за раздувшееся брюхо и упал лицом в грязь Артус сделал еще шаг к существу.
— Я тебя предупреждал, — сказал он.
В ответ убийца рыгнул и лопнул, будто перезревшая дыня, упавшая на мостовую.
Наступившую тишину быстро заполнили обычные звуки уктарской ночи — уханье сов, далекий лай собак и шелест холодного ветра в деревьях. Артус постоял, наслаждаясь этой обыденностью, затем принялся развязывать отца.
Темный Ястреб не произнес ничего — ни восклицаний гордости, ни криков облегчения, ни слов благодарности. Он всего-навсего потирал поврежденные конечности и безмолвно смотрел, как его сын вытаскивает принца из ямы, перевязывает ему голову и тащит его с дороги под укрытие колючей изгороди. Скорил Цимбер заметил, что в мальчишке что-то изменилось, но пока не смог определить, что именно.
Закончив с Азуном, Артус повернулся к отцу, все еще стоявшему посреди земляных куч и нор, изрезавших торговый тракт.
— Отец, — сказал он безжизненно, — наездник приближается.
Если разбойник и был удивлен, что его сын услышал далекий стук копыт раньше него самого, то не подал виду.
Наездник оказался авангардом большого патруля, рыщущего по предместью в поисках принца. Когда солдаты остановились, чтобы осмотреть следы разрухи, Артус бросил несколько камней, привлекая их внимание к кустарнику и принцу, все еще находившемуся без сознания. Даже с поврежденным коленом мальчик и его отец легко смогли скрыться от верхового и тяжело вооруженного патруля на лесном холме. В конце концов, Темный Ястреб был объявлен в розыск, и много раз прежде ему уже доводилось спасаться от королевских Пурпурных Драконов.
В последующие дни Темный Ястреб упрочнил свое положение и славу в похожем на паутину подпольном мире Кормира с помощью диких россказней о его роли в спасении принца Азуна. Артус не опровергал эти выдумки. На самом деле, мальчик скорее молчаливо подтверждал заявление Темного Ястреба о том, как тот убил всех троих жентаримских головорезов и в одиночку защитил наследника престола Дома Обарскир. А так как королевский двор никак не комментировал слухи о покушении, поскольку такие вещи вели к волнениям среди простонародья, авторитет Темного Ястреба без особого сопротивления вознесся к вершинам воровской славы.
Но на задних улочках Сюзейла такая слава всегда оказывалась скоротечной, и другие сплетни вскоре вытеснили историю про отважное спасение и кротоподобных убийц — в основном, часто повторяющийся слух, что болезнь унесет короля Ригаерда еще прежде конца года, и юный принц Азун вскоре станет королем Азуном Четвертым. Никто не радовался таким новостям.
— Понимаешь, — сказал седой вор, достаточно громко, чтобы заглушить десять или больше голосов, споривших в главной комнате здания Воровской Гильдии. — Ригаерд был грозным мужиком. Никто не спорит. Я говорю, мы могли знать, чего от него ждать.
— Да, — отозвался кто-то, — сразу в петлю, если тебя поймают на тракте с пятью серебряными соколами, и ты не сможешь доказать что они твои.
Седой вор нахмурился.
— Зато мы занимали свое место. Он был сильным королем, а это означало процветание для знати и хорошую поживу для воров, достаточно умных чтобы следовать правилам гильдии и держаться подальше от патрулей.
На своем месте в центре сборища Темный Ястреб прочистил горло. Комната заметно притихла и все взгляды устремились на него.
— Азун не хочет быть королем, так? Мошет он будет тратить время мечтая о драках с великанами и не будет нас трогать.
Он закинул сапоги на стол прямо перед Артусом и сделал самодовольную паузу.
— Да, думаю, он нас не тронет. В конце концов, браток обязан шизнью разбойнику, так?
— А что тогда Вандердагаст, его наставник? — спросил другой вор. — Он натурально страшный, умный и хитрый. Волшебник возьмет дела в свои руки, если Азун не справится, а он не любит гильдию.
Карманник без трех пальцев на руке глубокомысленно кивнул.
— Волшебникам верить нельзя, — сказал он, бездумно перебирая оставшимися двумя пальцами. — Но это неважно, наверное. Я слышал, Азун изменился, когда его сын умер в прошлом году — стал думать о вещах, больше подходящих принцу. Из него ушла эта дикость. Неудивительно, когда ребенок двух зим отроду так внезапно умирает. Заставляет задуматься, чем он не угодил богам, а?
В другом конце комнаты кто-то поднял кружку в насмешливом тосте.
— За Азуна, — сказал он. — Пусть он будет вполовину хорош, как его отец — вполовину хорош в ловле воров!
Молчавший все утро Артус покачал головой.
— Азун будет отличным королем. Все убийцы и воры в Кормире об этом пожалеют.
— Ха, надейся лучше, что нет, — сказал Темный Ястреб, удивленный этим замечанием. — В конце концов, ты сам однашды станешь бандюгой из бандюг.
Мальчик холодными карими глазами взглянул на отца, и Темный Ястреб углядел проблеск того странного выражения, что он видел на лице Артуса в ночь схватки, когда тот прикончил последнего убийцу.
— Но, отец, — сказал мальчик достаточно громко, чтобы все услышали. — Ты сказал, мне необязательно быть разбойником.
— Что-о-о? — проревел Темный Ястреб. — Я никогда…
— Прямо после боя — когда ты прикончил всех троих убийц, — быстро оборвал его Артус, — ты сказал, что я дерусь так плохо, что никогда не смогу грабить людей. Ты сказал, я буду писцом или бардом.
Внимание каждого в комнате было сосредоточено на Артусе и Темном Ястребе, и те воры, что были завистливы и ревнивы к славе — то есть на самом деле каждый — обнаружили у себя в сердце тайную надежду, что все россказни Скорила Цимбера окажутся неправдой. Вся комната замерла в те мгновения, когда Темный Ястреб искал выход из хорошо расставленной сыном ловушки. Мальчишка позволил ему рассказать свою версию спасения принца, забрать себе всю славу и гильдейские привилегии за такую известность. Теперь, видимо, пришло время расплачиваться.
Когда Скорил взглянул на Артуса, он понял, что выхода нет. Хищный блеск в глазах сына был ему знаком — сияние, жесткое как стилет в его сапоге, и холодное, как зимняя стужа, сочащаяся сквозь дешевый пол в здании гильдии.
— Да. Будешь бардом, — наконец проворчал Темный Ястреб.
Он отвернулся от победной усмешки Артуса и отхлебнул свой эль. „Даже если мальчик не будет моим учеником“, с сожалением подумал разбойник, „он научился большему, чем я смог бы ему преподать“.
