- Почему ты так настроена против? Папа ведь тебе только добра желает. Многие мечтали бы туда попасть, а не могут. А тебе папа поможет.
- Но это не то, чего я хотела бы для себя. Почему мне нельзя хотеть чего-то другого? Не могут же все хотеть одного и того же.
- А чего ты хотела бы?
- Ну не знаю... я думаю, я хотела бы пойти учиться на журналиста. Мне нравится работать с фотографиями, нравится писать. Я бы хотела повидать мир, делиться с людьми своими впечатлениями.
Сказав это, Саша очень смутилась. До этого она никому этого не рассказывала.
- Это все конечно хорошо, но в этом нет никакой стабильности. Ты видишь это все через романтическую призму, но есть и обратная сторона. Сейчас полно журналистов, но мало кто занимается на самом деле, тем, чем они хотели. Вместо этого им приходится работать во всяких бульварных газетах и собирать грязные сплетни.
Нет, я ничего не имею против профессии журналиста, но было бы лучше иметь в запасе более практичное образование. А потом и на журналиста сможешь пойти учиться, у тебя еще будет масса возможностей.
- Ага, когда на пенсию выйду, - с горечью сострила Саша, расстроенная тем, что мама ее не понимает.
- Пойми, дочь, не надо тебе идти наперекор папе. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты еще ребенок и тебе никуда без родителей. Вот будет тебе восемнадцать лет, тогда и будешь все сама решать.
- Я не верю, что что-то изменится. Для вас я всегда буду ребенком.
Саша встала и ушла к себе в комнату. Лучше там ей не стало. Она прыгнула на кровать, застеленную тканым покрывалом-гобеленом грязно-зеленого цвета, и уставилась перед собой. Она ненавидела эти стены с обоями в цветочек, эти полки с книгами, старый бабушкин шкаф со своей неказистой бесформенной одеждой.
За окном, как назло, светило яркое солнце, словно насмехаясь над ней, запертой в своей квартире. Она задернула шторы, но свет проникал даже сквозь них.
Эта квартира была настоящим склепом, где проходили годы ее жизни и ничего не менялось. Часы с круглым циферблатом громко тикали, отмеряя секунды, безвозвратно уходящие в небытие. Их тиканье стало казаться Саше таким угнетающим, что она, не выдержав, сняла часы со стены и выковыряла их них батарейку. Какая разница, сколько времени, если ей не нужно никуда идти и некуда спешить.
* *
Воскресенье как-то незаметно для майора Гармаша перетекло в понедельник, он даже не помнил, как закончились одни сутки и начались вторые. Допрос двух задержанных граждан Узбекистана ничего не дал, у Алексея Петровича сформировалась абсолютная убежденность в том, что эти двое были вполне добропорядочными работягами, не считая того, что трудились они на территории Российской Федерации, не имея на то соответствующего разрешения и регистрации по месту пребывания. Однако проверять регистрацию и разбирать мелкие административные правонарушения совершенно не входило в его планы.
Ольге Масловой невероятно повезло, что Азамат и Данияр заметили ее, барахтающейся в реке из последних сил, однако, ее состояние было крайне тяжелым, и было по-прежнему неясно, выживет она или нет.
Вернувшись в свой кабинет, Алексей Петрович включил компьютер, достал все записи из кожаной папки, которую он никогда не выпускал из рук, разложил на столе и принялся заново просматривать все материалы. Час за часом он перечитывал протоколы допроса свидетелей, просматривал фотографии, видеозаписи. За окном уже наступила глубокая ночь, но он потерял счет времени. Его сводила с ума собственная слепота, неспособность собрать воедино кусочки этой мозаики, которые, хоть их и набралось достаточно много, все еще представляли собой разрозненное месиво. Он потратил так много сил и ресурсов, привлек так много людей к расследованию этого убийства, что он станет посмешищем в глазах начальства и коллег, если расследование зайдет в тупик.
В третьем часу ночи его глаза совсем устали от чтения. Домой ехать не имело никакого смысла, и он лег прикорнуть на диване.
Утром в понедельник он за полчаса до начала рабочего дня приехал в бюро компьютерной экспертизы, которое находилось на расстоянии двух станций метро от следственного комитета. Панкратова, как и следовало ожидать, еще не было. Накануне вечером они договорились встретиться без четверти восемь утра у входа в бюро, и, очевидно, его напарник еще был где-то в пути. Обвинять его в непунктуальности у майора не было оснований, но все же он, одержимый желанием сдвинуть дело с мертвой точки, испытывал невольное раздражение от безразличия Панкратова. Не дожидаясь его, Гармаш дернул входную дверь, которая оказалась открытой, показал удостоверение сонному охраннику на входе и прошел прямиком к хорошо знакомому кабинету.