Почему? Историки и по сию пору не могут прийти к единому мнению. Ведь император прекрасно понимал, что необнародованный документ является юридически ничтожным. В глазах всего населения империи наследником по-прежнему являлся Константин Павлович, и именно в этом качестве он ежедневно поминался на церковных службах во всех церквях России.
Наиболее часто такое парадоксальное решение государя объясняют его подозрительностью. Александр, как и всякий правитель, пришедший к власти не совсем законным путём, всю жизнь допускал возможность переворота и против себя. К тому же император был глуховат на одно ухо, что, по мнению многих биографов, способствовало развитию у него подозрительности к собеседникам. Неопубликованный документ в любой момент мог быть затребован государем назад и уничтожен или заменён другим.
Однако если государь был столь неуверен в своём решении, то зачем же он вообще его принимал? Ведь куда проще было бы не издавать никакого манифеста.
Другая версия связывает хранение документа в тайне с намерением царя отречься от престола. Как уже упоминалось выше, такое намерение Александр высказывал и в 1819, и в 1822, и в 1825 годах («Я прослужил уже 25 лет, и солдату в этом возрасте дают отставку»). Строго говоря, желание отказаться от власти и пожить частной жизнью не оставляло императора с молодости. Но теперь оно приобрело иное значение: возможно, государь и в самом деле хотел оставить престол, который занял преступным путём? Однако отречение царствующего монарха не только не допускалось законом, но и не имело примеров в российской истории, поэтому намерение императора так намерением и осталось. Да если бы Александр и решился его осуществить, то тем более следовало обнародовать манифест о смене наследника престола заранее, чтобы не огорошивать подданных сразу двумя беспрецедентными актами.
Хотя официально документ и считался секретным, но о его существовании и содержании знали многие. Так, император Александр лично сообщил о сделанных им распоряжениях по случаю наследства брату супруги Николая великой княгини Александре Фёдоровне, прусскому наследному принцу Фридриху-Вильгельму. Был уведомлен об этом и принц Оранский (будущий король Нидерландов Вильгельм II).
Знал и царевич Николай. Тайна, окружавшая указ, ставила его в весьма странное положение: он и был наследником престола (то есть вторым человеком в государстве после императора), и не был им. Возможно, Александр Павлович захотел проверить брата на устойчивость к искусу власти. Получить ответ на вопрос: действительно ли Николай достоин трона?
Хотя, по свидетельству многих современников, государь предчувствовал свою скорую кончину, но, отправляясь в своё последнее путешествие в Таганрог, он не сделал каких-либо распоряжений относительно престолонаследия. На вопрос князя А.Н. Голицына ответил: «Положимся на Бога: Он устроит всё лучше нас, слабых смертных».
Судя по этим словам, решение не обнародовать манифест было сознательным. Александр Павлович, как и многие правители до и после него, наверняка задавался вопросом: а каково истинное отношение подданных к нему как императору и человеку? Как посчитаются с его волей, когда его не станет, и как поведут себя братья? Смерть старшего брата должна была стать для Николая Павловича последним экзаменом на пути к императорскому престолу.
Когда в столице получили известие о смерти императора Александра, то и Николай Павлович, и высшие чины империи, и гвардия быстро принесли присягу на верность императору Константину Павловичу. В Варшаву был направлен экстренный курьер с призывом прибыть в столицу и принять власть. Всё это произошло, несмотря на то что конверт с манифестом о престолонаследии был вскрыт и его содержимое стало официально известно высшим сановникам империи. Почему же воля умершего императора была проигнорирована?
Именно потому, что, не будучи обнародованным, документ не получил юридической силы при жизни Александра I, а с момента его смерти, согласно российскому законодательству, императором являлся уже Константин Павлович. Сложнее всех в этой ситуации пришлось Николаю. Он мог бы, ссылаясь на манифест, потребовать присяги на своё имя, но он не только сам одним из первых присягнул Константину, но и убедил членов Государственного совета сделать то же самое. Великий князь решил, что принять корону законным порядком может только после подтверждения отречения Константина и ни мгновением раньше.