В советское время именно эти представления о русских царях, сформировавшиеся в среде их политических противников, были положены в основу уже историографии о русских государях. Квинтэссенцией этого подхода стала книга Георгия Чулкова «Императоры», вышедшая из печати в 1927 году. Фактически этот «труд» представляет собой собрание сплетен и презрительно-уничижительных оценок в адрес монарших особ, для которых автор не жалеет чёрной краски:
«Это жалкое крошечное существо был будущий самодержец всероссийский, князь эстлянский, лифляндский, курляндский повелитель и государь царей грузинских, наследник норвежский, герцог шлезвиг-голштинский и ольденбургский, великий магистр Державного ордена святого Иоанна Иерусалимского и прочая, и прочая…»
«Александр сидел в кресле, сутулясь, как будто чьи-то незримые руки давили ему на плечи. Наследник и, быть может, завтра император вёл себя как испуганный заяц».
«Будущий царь-освободитель вообще был плакса. Он часто, слишком часто плакал — то от радости, то от огорчений».
Классовый подход, который исповедовали советские историки школы М. Покровского, вообще отрицал значимую роль личности в истории. Объективные процессы (в первую очередь — социально-экономические) были локомотивами развития, а деятельность отдельных личностей не имела никакого значения. Уже упомянутый нами Г.И. Чулков пишет: «На самом деле никакого самодержавия в петербургский период русской истории не было. Сами цари были игрушкой в руках господствующих классов».
Однако уже в 1930-е годы советской исторической науке пришлось пересмотреть свои позиции. Складывание культа советских вождей — Ленина и Сталина — привело к новой постановке вопроса о роли личности в истории. Первой ласточкой можно считать издание в 1936 году книги академика Е. Тарле «Наполеон», вызвавшей большой интерес самого «вождя народов».
А поворот вождей большевизма от оголтелой русофобии к признанию за русским народом права на место в новой мировой коммунии привёл и к новым оценкам деятельности русских государей. Особенное внимание советские историки уделяли двум фигурам — Иоанну IV Грозному и Петру I. При этом трактовка личностей обоих государей существенно отличалась от объективной оценки. Складывались новые мифы — о близком к народу царе-реформаторе, о «необходимой во имя общего дела жестокости». Образы государей, созданные советским кинематографом, оказывали влияние не только на массовое сознание, но и на историческую науку.
Падение советского режима, снятие цензурных ограничений в сочетании с огромным интересом нашего народа к познанию собственной истории привели к тому, что полки книжных магазинов заполонили самые разнообразные книги, но, увы, доброкачественные составляли лишь каплю в море. Наступило время торжества мифов.
Обидно то, что большинство распространённых в массовом сознании мифов о русских государях давно рассмотрены и опровергнуты исторической наукой. Но доходят ли открытия историков до общества? Увы, профессиональные исторические исследования издаются в нынешние времена крошечными тиражами в 1000, а то и 500 экземпляров. А место популярной исторической литературы, которая бы позволяла публике ознакомиться с научной точкой зрения на наше прошлое, занято огромной армией шарлатанов, тиражирующих мифы, да ещё и потешающие публику весёлыми (или, напротив, ужасными) выдумками. И тиражи таких произведений порой превышают десятки тысяч экземпляров. А ещё выступления на радио, телевидении…
Предлагаемая вниманию читателя книга и призвана стать своего рода мостом между историческими исследованиями и неравнодушной к истории Отечества публикой. При её написании автор опирался на работы российских профессиональных историков и видит свою цель в том, чтобы в простой и понятной читателю форме описать некоторые моменты в биографиях десяти российских государей.
Поскольку книга не является строго научной, то мы можем позволить себе чуть больше, чем авторы исследований. Там, где историк вынужден пасовать перед отсутствием исторических фактов, интересующийся историей обыватель может позволить себе при помощи логических конструкций достраивать неизвестное, находить связи между фактами, строить версии. Впрочем, во всех подобных случаях в тексте будет сделана особая оговорка.