— Как малолетний ребенок попался… — с досадой проговорил Яр. — Если я когда-нибудь еще раз настолько раскисну, что захочу перестать существовать — зови меня по имени. Ксаарз! Это первое имя, которое я получил от родителей.
— Хорошо. Ксаарз, — повторил, чтобы запомнить, Сильван. Присел на колени рядом, взял всё еще дрожащими руками руку друга: — Что это было?
— Лес решил, что должен меня защитить, — усмехнулся Яр. — Я напился, показал слабину, и вот результат — меня тут же спеленали, как младенца. И собирались упрятать в самое безопасное место по мнению Леса — в землю, и поглубже, в спячку лет на сто с потерей памяти. Могу представить, как это выглядело со стороны.
— Нет, тебе такого ужаса не вообразить, — покачал головой некромант.
Яр снова хмыкнул:
— Я старшего сына так вытаскивал, и не однажды. Правда, он тогда совсем несмышленышем был, своего разума еще не нажил… И теперь точно так же я сам чуть не задубел! Видела бы меня Лукерья, застыдила бы.
— Так всё-таки, что произошло? — повторил свой вопрос некромант. — Почему тебе плохо? Скажи мне!
— Потому что я ничего не могу поделать, — с глубоким тоскливым вздохом дал расплывчатый ответ Яр. Закрыл глаза рукой. — Я знаю, что скоро случится непоправимое. И не могу это предотвратить.
— Почему? Разве нельзя что-то сделать? Если тебе нужна помощь…
— Нет. Если я вмешаюсь сейчас, то меня возненавидят. А если не вмешаюсь, то будет уже слишком поздно.
— Ты говоришь о своем младшем? — спросил Сильван.
Яр вздрогнул, уличенный, поежился.
— Только не говори мне, что ты подглядываешь за собственным сыном! — ужаснулся маг.
— Я?.. Что?! Фу-у! Как ты мог подумать! — скривился Яр. Добавил: — Если бы увидел это воочию, то я бы этого скотину голыми руками… Нет, мне достаточно понимать, что там творится.
Вздохнув, признался:
— Я не могу на Мира давить. А уговоров он не послушает. В этом он совсем не такой, как Тишка или Милена, он куда упрямее их двоих вместе взятых. Прошли те времена, когда я имел право им что-то запрещать, просто потому, что «так сказал отец!» У них каждого свой путь, своя судьба… Небеса, как же больно видеть, как твой малыш выбирает страдания — тебе назло!
— Ты сгущаешь краски, — возразил Сильван.
— Увы. Он солгал мне, понимаешь?! Первый раз в жизни решил обмануть — и кого? Меня! Любимого отца! Любимого… Как ты догадался, что я напился из-за него?
— Что ж непонятного. Последние дни ты постоянно заговариваешь о своем младшем и тут же сам себя обрываешь на полуслове.
— Да? Не замечал... И что ты лыбишься? Мне плохо, а ты лыбишься! Два сердца в груди, а такой бессердечный.
— Я всегда подозревал, что из тебя получится слишком заботливый папаша, — признался Сильван. — Даже меня ты всегда опекал с чрезмерной заботой. Могу представить, каково пришлось твоим родным малюткам.
— Уж какой есть, — проворчал Яр. — Сделай мне внуков поскорее, чтобы я стал слишком заботливым дедом! И оставил детей жить своим умом.
— Твой сын не слабее тебя, — сказал Сильван.
— Ты же его не видел никогда! — перебил Яр. — Он такой... Он ведь… Эх.
— Позволь угадаю: он такой же, как ты? — улыбнулся некромант. — Дай ему время осознать свою силу. Вспомни себя — ведь ты не сразу научился жить самостоятельно, думать своей головой. Но тебя выбросили из дома без поддержки, а к нему ты всегда придешь на помощь. Дай ему это понять. Позволь ему выбрать: звать ли тебя или справиться самому.
— Вот из тебя выйдет умный отец, не то что я, — опять заворчал лесной владыка.
— А ты трезво размышляй, не увлекайся вином, — пожурил друга некромант, махнул рукой на опорожненный кувшин: — Настойка у тебя добрая… но больно злая!
Яр хмыкнул:
— Откуда знаешь? Ты ведь не пьешь?
— Вчера твоя дочь заставила, — насупился маг, отвел глаза. — Насильно споила полную кружку, уверяя, будто это безобидный морс. После чего зажала меня в темном уголке и… Видимо, она вправду чувствует своего брата близнеца, раз одновременно с ним потеряла голову, а с разумом и последний стыд. И совесть. Вместе с жалостью к моим старым костям… Теперь мне придется на ней жениться. Бойкая у тебя девчушка выросла.
— Ты всё-таки сделаешь меня дедом?! — мигом позабыл обо всех тревогах и горестях Яр, кинулся обнимать друга и теперь уж точно зятя.
— Надеюсь, не так сразу всё-таки, — смущенно пробормотал Сильван. — Со временем обязательно, наверное…
— Даже не мечтай! — радостно объявил лесной царь. — Милка ждать не приучена.
— Это я уже понял, — слабо улыбнулся некромант.
Рогволод не привык чувствовать себя гостем. Очень скоро, поначалу слегка прихрамывая, он стал разгуливать по двору и по округе с видом полноправного хозяина. Осматривался. Луга, где немного помог Драгомиру косить сено для козы. Поля, где однажды от безделья нарвал охапку васильков, а потом нахлобучил на обмершего от смущения мальчишку развесистый лазоревый венок. В лес вместе ходили по ягоды, перемазались по уши в сладости сока и взаимных нежностей… А в одиночку в лес Рогволод всё-таки больше не ходил. Одного раза оказалось достаточно — забрел чуть подальше опушки, пока Мир готовил обед.
«Уходи! Не смей развращать моего сына! Оставь его!»
Рогволода под льняной рубашкой морозом пробрало. Вроде бы и лето, и солнце светит, и птицы поют, ровно как минуту назад. Но вмиг вокруг него всё как-то потемнело, словно воздух сгустился. И холодом обдало могильным, иначе не сказать. А самое неприятное: на него смотрели с ненавистью. Со всех сторон. Сам Лес его ненавидел, единодушный с царем.
Князю стоило немалой силы воли, чтобы взять себя в руки, не убежать с воплем в сторону ведьминого терема, чтобы пятки сверкали. Он весело оскалился назло невидимому Хозяину, выкрикнул задорно:
— Прозевал ты своего мальца! Он меня выбрал — со мной от тебя уедет!
Лес недобро зашумел. Рогволод отодвинулся от колючего куста, который явственно потянул к нему свои ветки.
«Если ты причинишь ему вред, тебе не жить.»
— Это мне нежить говорит?! — не отступался князь, хоть сердце в груди колотилось так сильно, как не трепетало в детстве, перед субботними розгами. — Выйди, покажись, коль такой смелый, что князю угрожаешь! Видал я тебя — сопляк сопляком! Сам на своего сына глаз положил, да взять невинного не решался? А как тебе дорожку перебежали, сразу строгим отцом заделался? Ревнителем добродетели? Да ты!..
Рогволод заткнулся, получив хлесткий удар березовым прутом по лицу. Утерев кровь с рассеченной губы, князь усмехнулся:
— Негоже, царь-батюшка, эдак-то. Был бы ты мужиком, вышел бы честно, поговорили бы с глазу на глаз. А так с тобой и разговаривать нечего.
Показательно сплюнув перед собой под ноги, князь с оскорбленным достоинством ушел из-под лесной сени.
— Что случилось? — всполошился вышедший ему навстречу Драгомир. Привстав на цыпочки, ухватил любовника за подбородок, повернул ему голову, пальцем оттянул губу, чтобы лучше рассмотреть ранку.
— Ничего, — ухмыльнулся князь, отчего ранка опять открылась и закровоточила.
— Как же ничего! Как же ты так?.. — возмутился Мирош.
Но Рогволод заставил его замолчать — притянул к себе за пояс, притиснул, положив властную ладонь пониже спины. И чмокнул в уголок рта, оставив, как печать принадлежности, красное пятнышко.
Драгомир затих. Только глаза широко распахнул, не видя в мире ничего и никого, кроме князя. И неважно, что Лес смотрел на них сейчас со стороны опушки всеми своими глазами. Главное, он получил свой первый поцелуй. Почти поцелуй, но для начала ему и этого легкого касания хватило для счастья, такого огромного, что изнутри распирало грудь и мешало дышать. Или то было не счастье, а еще только надежда на него? Какое же тогда будет счастье настоящее? Драгомир и представить не мог, загадывать боялся...
На следующее утро они вдвоем покинули терем.
Драгомир еще накануне в сумерки по просьбе (вернее сказать — по приказу) князя сбегал на берег Сестрицы, к тайному броду. Свистнул протяжно трижды, как показал Рогволод. И на условный свист на том берегу откликнулись коротким посвистом, из кустов высунулась бородатая заспанная рожа. Драгомир, внутренне обмирая, показал позолоченную пряжку с князева плаща. Рожа понятливо кивнула, скрылась в кустах, после чего появилась вновь: мелкий мужичонка, прикидываясь рыбаком, спустил на воду плоскодонку — и сноровисто подрулил к ждавшему Миру. Без лишних вопросов шепотом договорились, чтобы к назначенному часу ждали здесь с лошадьми и охраной.