И целую ночь поночуги бдели над ними двумя. Иногда они задевали сокола шлейфом холодной тьмы, и Весняна передергивало от отвращения. Он упрямо летел за царевной через темноту и от души радовался хотя бы тому, что эдакие страшилища водятся не в его вотчине.
В итоге не удивительно, что наступившим утром у него не хватило сил отговорить Милену, когда ей непременно понадобилось пересечь границу родного царства. Веснян наивно надеялся, что ее неведомая цель найдется куда ближе, и ему не придется всё-таки расставаться с дочерью царя, которую пообещал беречь пуще ока. Но нет, по его чаянью не сложилось. Впрочем, Милена утверждала, что слишком отдаляться от границ Леса она не собирается: зов сделался отчетливым и громким, значит, и предмет ее поиска уже совсем близок.
— Погоди, давай хоть соседа дождемся! — взмолился сокол, кинувшись оземь и превратившись во взмыленного воеводу. — Негоже по чужим владениям шастать, не поздоровавшись с хозяевами.
С этим доводом Милена согласилась. Кто ж знает, вдруг придется потом у местного лешака попросить об услуге. Так что сели на заломленную бурей березку, принялись ждать. Заодно дух перевести после несусветной гонки.
Поночуги, как положено, при солнечном свете вновь попрятались, будто их и не существует. Так что постороннему взгляду предстала бы вполне мирная и обыкновенная картина: опушка рощи, пригорок, жужжат шмели, шелестит листва, играет солнышко сквозь прозрачные кроны; парень и девушка сидят рядышком, раскрасневшиеся, друг на друга не смотрят, каждый о чем-то своем задумался.
И этот посторонний взгляд в безлюдном лесу к изумлению царевны и воеводы нашелся-таки! На пологий пригорок поднялись два всадника на тонконогих лошадках: бледные, хрупкие, узкокостные, стройные, остроухие — что всадники, что кони.
— Это еще кто? — шепотом недружелюбно удивилась Милена. Здешние земли были известны своей ненаселенностью — и вот сразу какие-то проходимцы!
— Может, эльфы? — также негромко предположил Веснян.
— Тощие какие, — скривила губы Милена. — Оборванцы-голодранцы это, а не эльфы.
— Может, давно путешествуют, вот и отощали, завшивели, — с легкой жалостью окинул взглядом коней воевода.
— Простите! — подъехав ближе, обратился к царевне и к лешему эльф постарше. В глазах его, усталых и печальных, затеплилась искорка надежды. — Прошу прощения за беспокойство. Мы, вероятно, заблудились. Мы не местные…
— Оно и видно, — буркнула Милена. Благо она в свое время «одолжила» у отца знание заморских языков, так что понять, о чем бормочет этот странник, для нее не составило труда. Веснян же помалкивал, не вмешивался, предоставив царевне право самой объясняться с этими «залетными птицами».
Эльф откровенно смутился ее насупленному взору, разумеется, не подозревая, что раздражение вызвал не он сам, а вынужденная задержка. Милена не столько слушала его, сколько прислушивалась к затихающему зову — слышный только для нее голос слабел так некстати! И когда вновь зазвучит, черт его знает, а без этой путеводной ниточки лететь куда-то дальше бессмысленно.
— Мы сбились с дороги и, кажется, ходим кругами, — робко продолжил эльф, трепеща ресницами, не смея взглянуть прямо в глаза царевне, словно боялся вызвать ее гнев или увидеть презрение. — Не могли бы вы подсказать нам, как отсюда выбраться? Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Тем временем второй всадник, еще более изящный и, вроде бы, чуть моложе первого, (хотя с эльфами по внешности не разберешь, кто из них на самом деле старше, такой они хитрый народ), этот второй близко не подъезжал. И поглядывал на царевну также подозрительно и холодно, как и она на них обоих.
— Нет, не подскажем, — отрезала Милена. Эльф аж воздухом чуть не поперхнулся от такой грубости, а младший неосознанно схватился за рукоять меча, что обнаружился под полой пыльного плаща. — Как вам дорогу указать, если вы неизвестно откуда и непонятно куда едете? Вам эдак любое направление подойдет, даже круговое, без разницы.
— Вы совершенно правы, миледи, — неожиданно тепло улыбнулся эльф.
Он сделал знак своему спутнику, чтобы тот не кипятился зазря, а сам, легко спрыгнув с лошади и отпустив ее пощипать травку, подошел к царевне. И заглянул в глаза, сверху вниз. Капюшон плаща с головы откинул. Милена невольно покосилась, скользнула взглядом по гладким волосам эльфа, длинным, струящимся до пояса, цвета темного старого золота. А лицом этот странник был очень пригож, однако не человечьей пухлогубой смазливостью, нет, но какой-то завораживающей гармонией резковатых тонких черт. Впрочем, Милену экзотическая красота нисколько не заворожила. Может, на простой люд лицезрение эльфийской мордашки и должно оказывать чарующий эффект, но Милка-то отнюдь не простолюдинкой уродилась. В уме она невольно отметила, что родной ее папаша даже помилее получается. Напротив, иностранный красавец своей волшебной красой даже отталкивает. Не в том смысле, что он ей противен или внушает страх, ни в коем случае. Но как мужчина он ее совершенно не интересует. Определенно нет. Милена искоса бросила взгляд на второго эльфа и еще больше утвердилась в своем выводе: совершенно не стоят ее внимания, ни тот, ни другой. А следовательно и время на них тратить нечего.