«Какой щепетильный старик,» — во всеуслышание подумала Грюн.
— Да, по возрасту он древнее трухлявых каштанов, — усмехнулся Руун, — но выглядит, как и все ушастые, безусым юнцом. В глаза ты никогда бы не назвала его стариком.
— Мой папка такой же. С годами, кажется, только молодеет, — поддакнул Тишка. — Конечно, я знаю про убийство последнего короля. Отец не скрывал от нас ничего. Приняв имя Ксавьер, какое-то время после изгнания папка оставался на людских землях, граничивших с эльфийскими. Тогда он и услышал, что король отправился заключать союз с человеческим правителем. Это была невероятная новость, люди не верили, что верховный владыка покинул долину и решил показаться смертным. «Словно божество сошло с небес!» — так говорили об этом, с благоговейным придыханием.
— Еще бы! — негромко согласился Эжен. — Ведь эльфы прекрасны, как ангелы. А лорды из свиты короля внушали трепет, словно воплощенные серафимы, стратеги небесного воинства. Я знаю немало баллад о том событии. Простой люд был заворожен королевским выездом, и никогда след той красоты не сотрется из памяти человечества.
— Всё верно, — ворчливо продолжил Руун, которого раздражало поэтическое настроение менестрелей. Для него прошлое не было овеяно романтикой. — Ксавьер посчитал, что ему, изгнаннику, есть резон приблизиться к владыке. Пока он искал встречи, каким-то образом узнал о готовящемся покушении на жизнь бессмертного короля.
— Отец решил, что это его шанс обелить свое имя и возвратиться домой героем, — вздохнул Светозар. — Однако вышло ровно напротив.
— Покушение увенчалось успехом, — кивнул Руун. — Короля эльфов убили, союз с людьми не состоялся. А Ксавьера придворные лорды застали возле истекающего кровью владыки — и посчитали его убийцей.
— А ведь отец пытался вернуть его к жизни, — закручинился Тишка, — но ему никто не поверил, ведь от него отказался родной клан. Если б ему дали еще немного времени, король остался бы жив и сам бы назвал имя преступника.
— Не назвал бы! — усмехнулся Руун. — Они не были представлены друг другу, уж я-то знаю, я был там. Я видел, как мальчишке, в будущем ставшему твоим родителем, удалось сбежать. Но меня самого эльфы поймали. Потом я много раз говорил им, повторял, пытался доказать, что твой отец хотел помочь, а не навредить — нет, мне не верили. Слово дракона для ушастых ничего не значит.
— Отец говорил, что ему удалось вырваться из рук стражи лишь благодаря чей-то помощи, — догадался Светозар, — не твоей ли?
Дракон промолчал.
— Поэтому тебя и поймали? — убедился полуэльф. — Ты тогда спас моего отца, значит. Но из-за этого сам убежать не успел.
— Не знаю, что заставило меня это сделать, — честно ответил Руун Марр. — Но после я не пожалел: я всё равно был бы бесполезен, в отличие от Ксавьера. Оказалось, Сильван не справился со своей задачей и тоже попался. Я просил его лишь отвлечь горожан, отвести войско смертных подальше от дворца, где проходила встреча правителей. Защищенный армией поднятых мертвецов, Сильван должен был выиграть для меня время, а после скрыться из города и ждать в условленном месте. Ему ничто не грозило! Ничто не могло ему навредить… Кроме собственной сердобольности. Вместо того чтобы убедить смертных в своей силе, он запретил мертвецам калечить живых. Я не просил его убивать кого-то! Но парочка сломанных живых костей стала бы весомым доводом, что некроманта не нужно трогать. Сильван же запретил своим мертвецам причинять смертным вред. Разумеется, люди быстро это поняли и легко поймали его, скрутили как щенка. Поволокли жечь на костре… Даже если бы я вырвался и вернулся к нему, то застал бы лишь его мучительную смерть. Другое дело Ксавьер — он призвал вихрь на головы горожан, разогнал всех с площади, снял мага с позорного столба, вернул его к жизни. Понятия не имею, почему он это сделал, ведь любой другой на его месте постарался бы спасти свою шкуру, поспешил бы убраться скорее из города. Но не твой отец.
— Потом они стали неразлучными друзьями, — пожал плечами Тишка. — Ведь что-то было в твоем некроманте такое, что ты до сих пор не можешь о нем забыть, верно? Вот и отец тоже не сумел пройти мимо.
Увлеченные разговором, они не сразу обратили внимание, что дракон остановился — перед одной из массивных грубых дверей. Точно такие же двери тянулись по всему подземному коридору, но именно эту он почему-то выбрал, отличил от прочих.
— Темница? — сообразил Эжен. Поежился: — Не думал, что в обители эльфов есть настоящая тюрьма. Кого они здесь держали?
— Меня, — оскалился в ухмылке Руун Марр. — За все годы ни разу не слышал криков из других апартаментов. Меня удостоили особой чести — сделали единственным узником.
На стене напротив двери висело на гвоздике кольцо с большим узорным ключом. Руун сдернул ключ, с лязгом отпер дверь. Без колебаний шагнул вперед. Остальные, ёжась от неприятных мурашек, осторожно заглянули вовнутрь.
— Здесь даже факел прикрепить некуда, — с удивлением заметил Руун. Повернулся кругом, оглядывая голое помещение. — Мне казалось, здесь было больше места. Надо же, какой обман памяти. Или просто с запертой дверью смотрится всё иначе, да если сидеть на полу…
— Может, это не та камера, ты ошибся? — осторожно спросил Эжен.
Дракон указал пальцем на борозды от когтей на каменных стенах.
— И сколько ты здесь провел времени? — спросил Тишка, у которого от сочувствия в глазах защипало. Быть запертым в этом каменном мешке — это же просто ужасно!
— Лет двадцать или тридцать, — пожал плечами Руун, которому напротив, кажется, дышать стало легче после того, как он увидел то место, которое целый век являлось ему в кошмарах. — Мне не говорили, а я не особо считал. Трудновато считать, если от голода проваливаешься в спячку. Знаешь, я раньше не думал, что это наше умение на месяцы впадать в полусон окажется таким полезным! Но если тебе кидают краюху хлеба только раз в полнолуние, как подачку в честь местного праздника, крепкий долгий сон просто спасение. Ушастые думали, что я сойду с ума без возможности расправить крылья, осатанею с голода — черта с два! Не дождались! У них первых кончилось терпение, выпустили меня сами. Правда, извинений я так и не дождался.
— Как же долго ты здесь сидел… — пробормотал Тишка, с ужасом разглядывая стены и пол в зарубках драконьих когтей. — И никак нельзя было сбежать?
— Как сбежишь без помощника снаружи? Меня никто не сторожил — заперли, положили заклинание на замок — и всё. Мне некому было жаловаться через дверь и взывать к сочувствию, клясться в своей невиновности. Меня даже толком допрашивать не стали — заранее были уверены, что я не скажу им правду. Впрочем, в этом они не ошибались.
Светозар с болезненным любопытством оглядел желоб для слива нечистот, тянувшийся через весь пол камеры, от стены до стены, от круглой решетки до решетки. Через такие маленькие отверстия даже змея не могла бы проскользнуть.
— Когда шли дожди, получался журчащий ручеек, он смывал грязь, — пояснил Руун. — В окно тоже заливала вода.
Светозар в темноте не сразу заметил — под самым потолком впрямь имелось еще одно зарешеченное отверстие, которое дракон громко назвал окном.
«Но ведь с такой дырой в стене зимой было еще холоднее,» — заметила Грюнфрид.
— Зато по стене лилась дождевая вода, которую можно было пить, — сказал бывший узник, провел пальцем по особенно глубоким царапинам, в которых, вероятно, собирались капли. — Зимой, если были силы дотянуться, я соскребал немного льда или снега, это было даже вкусно, как хрустящая карамель. Спячки хороши тем, что не чувствуешь медленного течения времени и не ощущаешь голода. Чтобы выжить, мне хватало тех корок, которые кидали ушастые. Однако от жажды я бы быстро сгорел. В прямом смысле сгорел бы.
— Пойдемте уже отсюда, — всхлипнул мявшийся на пороге Эжен, растрогавшись. Груша была с ним полностью согласна. Ей совершенно не хотелось жалеть дракона, но против воли сердце переполнилось жгучим сочувствием.
Они в молчании покинули подземелье, поднялись на первый этаж.