Милена: Ты не прав. Ты знаешь, что у меня срок — один год. Издательство не может ждать.
Воин: Мы не знали, что мы тебе мешаем. Мы не вошли в ситуацию…
Милена: Не надо. Тогда пишите. Так вы мне не будете мешать.
Милена задумывается.
Милена: Свободная женщина должна быть эмансипирована от института семьи. Она должна отбросить это ярмо, чтобы подняться на более высокую ступень общественного устройства…
Воин выходит из дома, садится на крыльцо. Андрия слушает маму.
Милена: …чтобы меняться, чтобы искать, чтобы растрачивать себя. Чтобы уничтожать себя и снова возрождать и себя, и страну, и жизнь.
Милена продолжает печатать, вслух произнося то, что пишет. Воин, сидя перед домом, тихо зовет Надежду, которая через несколько мгновений медленно идет к нему. Воин ведет себя крайне доброжелательно. Милена печатает на машинке, в которой нет бумаги.
Милена: В это утро маргаритки в саду были покрыты инеем. Мороз не стал крепче, и днем улицы были похожи на весенние. Когда вчера утром я гуляла со своим сыном, мне показалось, что я вижу ласточку. Я сказала: «Посмотри, сынок, это ласточка». Ребенок посмотрел на меня такими серьезными глазами, что я в первый раз поняла: жизнь течет…
Андрия перебивает маму.
Андрия: Мама…
Милена раздраженно бросает сыну.
Милена: Чего тебе?
Андрия: Ничего. Я хотел тебя спросить. Когда это я на тебя так посмотрел?
Милена глубоко вздыхает. Воин перед домом балуется с собакой.
Милена: Никогда, сынок. К сожалению, никогда. Но, даже если этого и не было…
Милена снова задумывается. Андрия продолжает любопытствовать.
Андрия: Чего, мама?
Милена: Маленький ты еще, сынок. Ты еще маленький, чтобы понять.
Воин, играя с Надеждой, которая вертится у его ног, кричит сам себе и Милене, спрашивает.
Воин: Как это маленький, Милена? В октябре ему исполнится сорок.
Милена: Сын для матери всегда ребенок. Годы ничего не значат. Несчастный ты, Воин. От тебя никогда ничего не дождешься.
Все молчат. Милена разочарована, Воин, борясь со своей гордостью, пытается взять инициативу в свои руки. Вспоминает.
Воин: Поедем куда-нибудь?
Милена: Поедем? А куда?
Воин: Не знаю, куда-нибудь…
Андрия: Куда-нибудь, где говорят по-английски.
Воин: Может, и вовнутрь.
Милена: Вовнутрь чего, Воин?
Андрия: Вовнутрь Англии.
Воин: Может, и во Вране.
Милена: Слушай, Воин. Слушай меня внимательно. Я во Вране[2] не вернусь. Ты меня понял? НЕ ВЕРНУСЬ!
Воин какое-то мгновение молчит.
Воин: Я понял.
Милена: И оставь в покое это чудовище, видишь, какая она грязная!
Воин все еще гладит Надежду.
Андрия: Но, мама, ты же сказала, что это твоя собака, что будешь ее кормить и беречь…
Милена: Это было вчера. Теперь она мне надоела.
Воин молчит. Еще раз обнимает Надежду. Затем вздыхает и вдруг толкает ее. Надежда начинает скулить.
Воин: Давай отсюда!
Андрия пожимает плечами. Поворачивается к маме, показывает ей тетрадь. Он серьезен.
Андрия: Мама, я знаю, как по-английски будет «масло». Corn. The Corn!
Милена какое-то мгновение смотрит в тетрадь, не понимая, что говорит ей Андрия. Затем бросает тетрадь через сцену.
Милена: Какое мне дело!
Андрия провожает взглядом летящую тетрадь и страницы, которые вылетают из нее. Воин не реагирует, смотрит перед собой. Милена, следя за бумагами, вдруг меняется.
Милена: Смотри… как птицы. Как какие-то удивительные, белые птицы.
Милена проворно садится за машинку, начинает быстро печатать. Андрия с отвращением собирает разлетевшиеся страницы. Собрав их, затем снова разбрасывает. Воин, сидя на крыльце, поддерживает голову руками. Надежда испуганно сидит в углу, смотрит перед собой, время от времени тик передергивает ее лицо.
2
Вране — древний город на юго-востоке Сербии, подвергшийся во время войны сильным бомбардировкам. (прим. С.Г.)