Леший не сразу понял, что случилось. Рванулся ближе — разорвать! Но только насадил себя еще глубже, застряв на обломанной развилке ствола. Он махал руками, пытаясь достать наглеца, не пожелавшего заплатить своей жизнью за жизнь семьи, но не мог дотянуться. Слабея, схватился за осину — вытащить из себя кол…
В этот момент мальчишка бросил удерживать осинку и поднял из-под снега свое второе оружие — ветку с крепко примотанным ножиком. Без замаха, вложив остатки сил, он почти на ладонь воткнул железное лезвие в ярко-зеленый глаз лесной нечисти.
Тварь испустила дух через несколько минут. Парнишка снял нож с импровизированного копья и, пыхтя, стал отрезать добыче голову.
Будь Леший не так истощен, будь он хоть чуточку внимательней, не ослепи его кажущаяся беспомощность жертвы — быть парнишке обглоданным. Или если бы пацан не сообразил взять именно осину; если бы не вспомнил из сказок, что убивать древнюю тварь нужно железом, а осина только ослабит Лешего…
Мальчишке невероятно повезло.
Как повезло в тот же день еще не раз. Голодные волки, почуяв запах от мертвой башки Лешего, обходили парнишку десятой дорогой. Он сумел дойти до села за дальним лесом и постучаться в дверь священника. Сельский поп чуть в обморок не грохнулся, увидев на пороге замерзшего мальчишку, державшего за буро-зеленые патлы, похожие на пожухлую траву, башку лесного чудища.
«Изверг я, — мрачно сказал парнишка, когда отдышался. — Из рода меня извергли, нет у меня ни семьи, ни имени…»
Поп посадил нежданного гостя к печке, накормил, чем смог, а пока попадья топила баню, отписал в город, охранителям. И спроворил кого-то из сельских мужиков отнести письмо.
Охранители прибыли дней через десять, и, конечно, дознались правды. Труп лесного идолища сгорел одном на костре с идолопоклонниками. Мальчишка смотрел на казнь совершенно сухими глазами, а потом уехал в Ярмберг вместе с охранителями.
Так появился в Официуме самый юный служитель. Охранители стали его единственной семьей, а заколотый Леший — первым в череде уничтоженных чудовищ и сожженных колдунов. Василий делал карьеру спокойно, методично, с крестьянской основательностью и сметкой. Дорос бы к сорока годам и до сана епископа, если бы не ещё один выскочка из захолустья.
Сейчас он сидел напротив нежданного начальника, и смотрел на него прямо, открыто и спокойно. Отец Георгий подозревал, что так же спокойно, не дрогнув ни единым мускулом на лице, его заместитель проводит в последний путь гроб с телом епископа-выскочки и приступит к исполнению новых обязанностей.
Но надеялся, что произойдет это еще не скоро.
Впрочем, как знать…
Отец Георгий просмотрел документы. Это была смета расширения кошачьих вольеров. Строительство, еда (поди-ка прокорми такую ораву), жалованье служителям (кто-то должен за котами убирать) и так далее. Еще несколько хозяйственных смет и…
«Представление о награждении орденом Огненной Звезды лейтенанта третьего рейтарского полка Юлии Орловой»
Отец Георгий поднял глаза на заместителя.
— Вас интересуют подробности? — подчеркнуто предупредительно спросил отец Василий.
— Да, — кивнул епископ, в который раз проигнорировав сомнительно изящный выпад в свой адрес. Хочется викарию норов показать — сколько угодно, лишь бы работал. Окоротить всегда успеется. — Высший орден Империи за борьбу с нечистью — это серьезно. Расскажите.
Отец Георгий слегка лукавил — он читал отчеты. Заместитель, конечно же, прекрасно это знал. Но, тем не менее, не изменившись в лице, начал рассказ.
— Все началось с браконьерства…
Дубовая роща у деревушки Лукоморье на юге Гетенхельмского округа росла с незапамятных времен. Ярмбергский тракт шел западнее, и когда-то густонаселенная местность стала совершеннейшим захолустьем. Выращивать что-то на продажу там мешали топкие болота. Тут бы свой огород обиходить, какая там торговля. Здесь промышляли засолкой грибов, бочки везли по округе, но в последнее время и это дело захирело.
В самой деревушке после войны принцев осталось полтора целых дома. В Лукоморье, судя по записям фискального ведомства, жило несколько особенно упертых крестьянских семейств. Земля принадлежала короне.
О тех краях ходили сказки. Почти такие же байки, выросшие из былей времен Мстислава, можно было услышать во всех уголках империи. Да и деревень с таким названием в закоулках бывшего Тридевятого царства было немало.