От мальчишек требовалось послушание и помощь матери по хозяйству. Сыновья только и годились «поднять да бросить». Согласитесь, работа непривлекательная, мало дающая уму и сердцу. И бежали они от нее подальше, в ребячьи хороводы. Улица, проклятая и благословенная, нередко восполняла дефицит мужского присутствия, обучала ребят товариществу, праву сильного, риску, ловкости, смекалистости. Кого-то эта «школа» калечила, кого-то лечила.
Однако, как говорили почти все участники «исследования», отца они слушались больше, чем мать. Смотрите, как странно: его почти не видят, с ним изредка общаются по делу, а уважают порой не меньше той, что всю душу и труд отдает им. Видимо, отношение сына претерпевает «эволюцию» привязанности от матери к отцу. Независимо от свойств и той и другого. Рано или поздно, но и здесь единство пола возобладает.
Иное дело, когда отношения между родителями такие, что сыну приходится выступать в роли защитника матери. Тогда и речи про «отчий дом» вести не приходится. Тогда сам отец становится «враждебным элементом» в собственном доме. И первым ему противником — выросший сын.
И это не единственная нравственная задача, которую задает сыновьям жизнь не так уж и редко.
Кстати, ни один из моих собеседников не сказал, что именно отец учил его совести, чести. Про труд, работу говорили, а про то, какие моральные принципы воспитывались в них сызмала, никто и не упомянул. А от одного студента я услышала такое признание: отец драл его, как сидорову козу, за каждую двойку, за замечание учительницы в дневнике, когда он шалил на уроках. Но одобрял его «операции» по обмену заграничных тряпок и жевательной резинки, которые отец привозил из зарубежных командировок, на антикварные книги.
А от другого юного «предпринимателя» узнала я, что по просьбе отца он уволок со стройки дефицитные красители.
Попыталась себе представить подобную ситуацию в семье, где растет дочь, а не сын. И не смогла. Так редко бывает, чтобы девочку родители вовлекали в нечестные или неделикатные свои дела. А сына пожалуйста! (Напоминаю снова во избежание недоразумений: здесь мы не обсуждаем крайности. Автору не хуже других известны случаи, когда опустившиеся родители сами спаивают девочек, толкают их на грязные дела. Не о них мы ведем речь.)
Отчего же существуют как бы два моральных пласта, два уровня: для дочери и сына? Мы не разберемся в этом, если не обратимся к той самой психологической особенности мальчиков, про которую мы уже говорили выше. Им по природе свойственна тяга к опасности, к риску и приключениям. Их детское показушничество, набеги на чужие сады и огороды тогда, когда и нужды-то никакой нет, и плоды незрелые, а есть ощутимая возможность заработать себе синяки да шишки вместо пирогов и пышек, эти «подвиги» не из корысти совершаются. Это скорее самоиспытание.
Именно поэтому вдумчивый наблюдатель и гуманист Януш Корчак призывал не спешить с суровым осуждением детского воровства. Это своего рода признак «авитаминоза», эмоциональной недостаточности в быту у мальчиков. Значит, родителям и воспитателям нужно поискать и найти способ дать ребятам возможность испытать себя на отвагу и риск, но уже в соответствии с нравственными нашими принципами. Игрой ли, серьезным ли заданием, но позволить им проявить эти свойства.
Большинству девочек чужда подобная жажда «острых ощущений», может, и оттого, что они переживают чересчур остро. Наверное, потому и родители ограждают их от рисковых предприятий. Не знаю точно. У И. А. Гончарова, например, нашла слова, которые предполагают такую потребность в человеке вообще, без различия пола:
«…вечная тишина вялой жизни и отсутствие движения и всяких действительных страхов, приключений и опасностей заставляли человека творить среди естественного мира другой, несбыточный, и в нем искать разгула и потехи праздному воображению».
Способность творить другой мир «разгула и потехи» присуща подростковому возрасту как никакому другому. Первый признак взросления у девочек — тушь на ресницах и высокие каблуки. Первый признак взросления у мальчиков — сигарета в зубах и запашок дешевого вина. А еще лихое закручивание ядреных словечек. Когда мы замечаем перемену в поведении сыновей, начинаем беспокоиться: портятся мальчишки, как бы беды не случилось! И при этом редко задумываемся: отчего ребята именно эти «знаки» считают атрибутами взрослости, принадлежностью «настоящего мужчины»? Неужели ничего другого, хорошего, они не примечают в поведении отца, других людей, чему стоило бы подражать?