Ваня достал из-под подушки свой дневник, куда записывал умные советы жаб, уверенный в том, что когда-нибудь они ему обязательно пригодятся, ведь он решил во что бы то ни стало сделаться настоящим психологом!
«Как они, но только симпатичнее!» – опять с поправкой про себя добавил Ваня. И стараясь не смотреть на кривлянья тетенек по телевизору, упорно записывал за ними, утверждающими, что знают не понаслышке, «что такое хорошо и что такое плохо».
«Значит, много они дохлых кошек перевидали», – как бы между прочим отметил мальчик.
Все сводилось обычно к нескольким советам рыжеволосой тети, кричавшей больше всех.
«Наверное, она еще и психиатр», – подумалось мальчику, не совсем понимающему чем отличаются и чем занимаются психиатры, но так кричать должны были уметь именно они!
Итак, основными причинами ссор между всеми и всеми (а в зал уже набилось около двух десятков плачущих родителей, бабушек, дедушек, детей и даже злополучных соседей, которых пригласили за компанию в качестве свидетелей) являлись неправильные традиции предков, чье трудное детство, войны и голод, и еще почему-то коррупция и культ личности Сталина (про дяденьку с усами и трубкой, похожего на Деда Мороза в форме пограничника, много говорилось по другим каналам телевидения, но Ваня с Васей, честно говоря, не могли уяснить, как давно умерший дядя мог перессорить сидящих в студии?) не давали всем этим несчастным правильно расти, питаться и развиваться. И как результат – полное непонимание друг друга, слезы, семейный кризис и даже безденежье.
«Свобода, любовь, приятие…» – записывал Ваня за жабой с черными волосами, стараясь на нее не смотреть, но слушать, а потом вдруг задумался, закусив край ручки, и обратился к Васи, в упор смотрящему на телевизор. Брат ничего не записывал, так как и в школе писал медленно, и по чтению и русскому языку имел то твердую тройку, то нетвердую четверку.
– Ты знаешь, что такое «приятие»? – надул губки будущий психолог Ваня.
Вася, не оборачиваясь на брата, деловито обратился глазами за помощью к потолку:
– Я думаю, типа ты всех любишь, ну как папу и маму, даже если они неприятные… – и Вася опустил глаза вновь на телевизор, откуда уже вещала злобного вида белобрысая старуха-страшилище.
– Спасибо, – Ваня радостно и с приятием толкнул младшего брата в бок.
А ведь и самому можно было догадаться!
Приятие – приятель – приятно, – ну конечно! Так просто! «Это, типа, ты всем улыбаешься, даже, если они тебе и не приятели, а то и вовсе неприятные… Элементарно!» – записал на всякий случай себе в дневник Ваня и уставился на светловолосую психологиню, отчитывающую семью за то, что в их неправильной жизни не наблюдалось ни капельки свободы, любви, и уж тем более приятия.
Короче говоря, ребята были заняты так до самого вечера, лишь отбегали во время рекламы попить водички и в туалет, а потом опять, как заколдованные, усаживались перед голубым экраном, в будни полностью отданным в рабство психологам всех мастей, одни страшнее других. С тринадцати до пятнадцати часов эфирное время принадлежало старухам-толстухам, ругающим людей, а потом женящим их между собой, а после старух – дяденьке, очень напоминающему Кощея Бессмертного, с таким же серым цветом лица и худющим горбатым телом. Этот обругивал и стравливал между собой мужчин и женщин, растолковывая им, какие они разные. И те и другие, очень согласные, начинали так истошно кричать на это стравливание (а вскорости и на дяденьку горбатого Кощея), что в результате становились очень похожими друг на друга.
Эту передачу больше всего любил смотреть Васька. Он даже забывал бегать за водичкой и в туалет, так переживал то за одну команду, то за другую: то за тетенек, то за дяденек, которым доставалось от Кощея Бессмертного по первое число. И хотя понимал с гулькин нос, чего это они там все разверещались, как куры в курятнике, но иногда покрывался алым румянцем, особенно когда обстановка в зале накалялась до предела, и кому-то грозило ходить с надранными ушами.
Ваня с восхищением смотрел на брата, погруженного в происходящее на экране до самого последнего рыжего волоска на большой головке второклассника, и понимал, что тот тоже пойдет по его тропе в непроходимые дебри человеческой души. Но станет, похоже, психиатром.
***
Неожиданно прозвенел дверной звонок – это первым пришел с работы уставший Папа. Уставшим он был не из-за того, что перетрудился, ибо профессия у него была любимая и интересная – шеф-повар, а из-за…