– Мы вовремя успели выпрыгнуть из машины. Я даже не думал, что меня... что меня признают мертвым, а потом, когда узнал об этом в новостях, я подумал, что не вернусь домой, и я остался со своими друзьями. Точнее, думал, что они мои друзья, но на самом деле они меня только использовали. Я думал, что без семьи мне будет лучше, но я так скучал, и... – Итачи молчал, и от этого Саске начинал говорить все быстрее и быстрее, стал тараторить и запинаться. Эта ужасная, давящее внутри него вина – вот что чувствовал подросток, и что заставляло его сердце трепыхаться и сбиваться с ритма.
Выговорившись, Саске прикусил губу. Итачи не произносил ни слова, а подростка все сильнее и сильнее мучил один вопрос, ответ на который он очень сильно боялся услышать.
Спрашивать у Итачи этого не хотелось, но мальчику нужно было знать.
– Ты не сердишься? – почти неслышно решился спросить Саске, боясь услышать ответ и поэтому зажмурившись.
– Сержусь, – ответил Итачи, и Саске сжался всем телом от этой фразы, – в большей степени на себя. За то, что вовремя не понял, что ты на самом деле чувствуешь. Я списывал все на подростковый возраст и не задумывался, что тебе нужна помощь... Я просто не учел твой характер в этой ситуации. Прости меня, Саске.
Мальчик удивленно распахнул глаза, уставившись на опустившего голову брата.
– Если бы я тогда на день рождения, – продолжил Итачи, – остановил твою истерику, то ничего бы не произошло. Я просто подумал, что тебе нужно переждать и успокоиться, а когда решился на разговор, то не нашел тебя в комнате. Ты уже сбежал.
– Я думал, что я вам всем не нужен, – проговорил Саске с легко различимой обидой в голосе, – отец постоянно кричал на меня, ему не нравилось мое поведение, а мама... не знаю почему, но она меня раздражала, но...
Саске шмыгнул носом, сдерживая подступившие слезы. В последнее время он так скучал по маминым визитам ранним утром, как она будила его в школу в то время, когда он туда еще ходил. Он вообще так хотел снова почувствовать ее присутствие рядом – а раньше даже не замечал, что именно оно помогает ему в спорах с отцом. Мама была рядом всегда, она утешала его без слов или прикосновениями, которые его тогда так бесили. Как он мог так плохо думать о своей маме??
– И ты, ниа-сан. Тебя никогда не было рядом, даже в мой день рождения, – наконец, высказал все Саске, удивившись, как же легко было говорить то, что лежало у него на душе и мучило столько времени. Достаточно было всего лишь сказать это, и ему уже было намного легче, чем когда он держал все эти мысли в себе.
– Это неправда, оттото. Ты разве забыл, как мы в детстве играли вместе, как любили посещать тот парк, в котором я сегодня тебя нашел?
Саске помнил. Именно поэтому и пришел сегодня туда. Он помнил, но почему-то раньше об этом совершенно забыл. В голове оставались самые неприятные воспоминания в их отношениях, а теплые и братские моменты прошлого были скрыты в тени злости и эгоизма, поселившихся в его сердце не так давно.
– У меня, правда, не было времени в последнее время, но это ни в коем случае не значило, что я о тебе забыл или что перестал тебя любить. Саске, этого никогда не может произойти, ведь я твой старший брат. Как ты мог подумать, что я тебя не люблю? А насчет дня рождения, – виновато посмотрел на него Итачи, – я не мог приехать на праздник раньше, прости малыш. Идиот, поехал не по той дороге и попал в пробку. Разве мама не говорила тебе об этом?
Саске уже и не помнил, он не всегда слушал то, что говорила ему мама.
Старший брат улыбнулся, отчего у подростка все замерло в груди. Он в очередной раз прикусил губу и отвернулся, не в силах больше сдерживать эмоции. Но рука Итачи, мягко ухватив за подбородок, повернула его лицом обратно к нему.
– Ты член семьи, Саске, – сказал брат уверенно, заглядывая прямо в глаза младшего, – и каждый из нас любит тебя. Только выражает это по-своему. Отец совершенно не умеет высказывать свои чувства, но он переживал, что ты пошел по ложному пути, и поэтому всячески пытался отгородить тебя от него. Неумело, но пытался. Мама – чувствительный человек, который не любит конфликты, она не во всем была согласна с отцом, но не хотела ему перечить. Для мамы ты всегда остаешься сыном, что бы ты ни делал, поэтому она и не упрекала тебя в том, что ты бросил школу. Единственный, кто сильно облажался, так это я. Брат должен быть рядом и во всем помогать, объяснять то, что ты не понял, и предотвращать вот такие твои поступки.
Через несколько минут, дав время, чтоб его слова улеглись в голове младшего брата, аники продолжил:
– Я хочу, чтобы ты уяснил эту простую истину, Саске! – Итачи все еще держал брата за подбородок, заставляя младшего смотреть ему в глаза. – И чтобы твою голову больше никогда не посещала идиотская мысль о том, что семье ты не нужен! Саске, семья – это те люди, которые любят тебя, несмотря ни на какие конфликты и ссоры. Даже если мы не всегда можем высказать свои настоящие чувства, больше времени ругаемся и не понимаем друг друга, мы никогда не перестанем быть родными людьми, не перестанем любить друг друга. Прежде чем поступить, подумай сначала о том, что будет чувствовать твоя семья. От того, что ты сделал, нам всем было больно, Саске, мы..
– Не надо, Итачи, я понял, я понял, – слезы все-таки вырвались из глаз мальчика, – я был таким идиотом, эгоистом, мудаком, прости меня, прости меня. Я на самом деле не хотел делать так, чтобы все подумали, что я мертв. Правда, это получилось случайно, я не хотел. Я просто, когда узнал об аварии, решил что... не вернусь домой... только потом я понял... прости меня, пожалуйста, Итачи, прости, прости, прости...
Слова перешли в едва различимые рыдания, и, почувствовав объятия брата, он крепче вжался в них, ощущая, как внутри него становиться свободно и так легко-легко. Он уткнулся носом в плечо аники, благодаря всех богов, которых ему удалось вспомнить, за то, что у него такая семья.
Саске волновался и в большей степени боялся. Так всегда, когда мы провинились, чувствуем страх перед тем, как увидим разъярённого отца или мать, которые заметят наш косяк. Дико стыдно и страшно, что же могут сделать родители за разбитую посуду или за опрокинутый горшок с цветами. Но пройдет время, и этот поступок забудут: горшок вернется на место, и хоть уже в нем будет меньше земли, цветок будет спасен, а новый сервиз станет приятно радовать глаз на полках, даже лучше старого.
С Саске все было сложнее. Его ошибка, его поступок просто не мог быть прощен, по мнению самого мальчика. Вина глодала его изнутри, и он просто ужасно корил себя за содеянное, не понимая, как он мог так эгоистично, так безответственно поступить. Это страшная ошибка. «Нет, они меня не простят, не простят, – сжимал кулаки мальчик в ожидании родителей, – как бы они меня не любили. Они поймут, что я недостоин этой любви! Я совершил по-настоящему очень страшное. Они отвернутся от меня после такого. Отвернутся. Но ведь брат говорил...»
Размышления прервались стуком входной двери, и в тишине квартире раздались шаги по кафельному полу, за этим последовало молчание, и сердце Саске забилось еще быстрее. Он медленно повернулся к двери, но, как только увидел родителей в проеме, тут же опустил глаза в пол. Все было даже еще хуже, чем он себе представлял. В тысячу раз тяжелее... больнее, а стыд и вина буквально полностью залили краской его лицо.
«Нет, не простят», – подумалось Саске.
Несколько минут в комнате ничего не происходило: родители с братом стояли возле дверей, а Саске, не двигаясь, прожигал дыры в полу. Тишину нарушил вскрик матери. Она стремительно подбежала к застывшему мальчику, и, когда тот уже решился поднять голову, размахнулась и со всей силы ударила его по лицу. Рука у Учихи была тяжелая, очень тяжелая, голова Саске метнулась в сторону, а на ум пришла печальная мысль, что это конец. Он уже приготовился к заслуженным обвинениям, но тут Микото вдруг порывисто притянула его к себе. Ничего не сказав, ни о чем не спрашивая, ни в чем не обвиняя. Она просто обнимала своего сына, со смертью которого так и не смогла смириться.