Я представил папу, размахивающего письмом, весь этот крик, особенно как Акакий истошно вопит: "Ля-ля-ля!" - и отправился на кухню ужинать.
Папа доедал щи. Как только я появился на кухне, бабушка поставила чайник на плиту и демонстративно удалилась. Я устало сел.
- Ты знаешь, мне твоя жена петицию прислала!
- Ну и о чем там речь?
- Ты вначале объясни, зачем она выкинула кота?
Папа, приступая к жареной рыбе, не торопясь отделял мякоть от хребта.
- Я уже не могу слышать этого идиотизма! Не выкидывала она, не выкидывала, не выкидывала!
- Позволь, но по логике вещей... как он сам мог попасть в яму?
- Черт его знает! - Я вскочил со стула. - Может, в нем страсть взыграла?! Учуял кошку - и побежал...
- Пятнадцать лет дома сидел, а сейчас вдруг побежал? - Папа вытащил изо рта кость и бросил ее в тарелку. - Странная история. Необъяснимая. Знаешь, ты меня, конечно, извини, но, по-моему, твоя жена... шизофреничка.
- Какого черта! - Я метался между раковиной и бабушкиным столом. - Все вылезают со своими безумными идеями: у одного кота зарезали, у другого - шизофреничка! Мне что... повеситься?!
- Ну вот, ты даже не выслушал...Сразу в крик. Как так можно? Я ведь мнение высказал свое... личное... Я бабушку знаю - и защищать ее не буду. Но пойми: ей восемьдесят лет. Надо ей уступать... А жена твоя - неряха, и ты неряха... Не обижайся, я любя это говорю... Вы два сапога пара. Ты поговори со своей женой. Она тоже не права: во всех врагов видит. Ты же знаешь, как мы к ней относимся...Все очень хорошо: и я, и твоя мать... А что, если ей психиатру показаться?..
-- К черту! - С кухни я вылетел пулей.
9.
Ночью мне снился сон, будто папа ректор вуза и, пользуясь служебным положением, сожительствует с несколькими студентками, две из которых блондинки с распущенными волосами, а третья - стриженая брюнетка. Я брезгливо наблюдаю за папой: он чего-то боится. Мне становится совершенно ясно, что он ждет обыска.
Папа приносит в мою комнату землю и черными комьями швыряет ее рядом с книжным шкафом.
- Понимаешь, боюсь, что найдут...- виновато и жалко говорит он.
- Знаю! - отвечаю я зло и бью кулаком по стеклу книжного шкафа - осколки сыплются мелким дождем.
Я знаю, что это он убил моего сына и замуровал его в паркет, около книжных полок.
Но остались щели, и он боится, что труп найдут. Вдруг вырастает бабушка и тянет кота за хвост. Кот вырывается и оказывается стриженой брюнеткой. Бабушка развешивает в кухне папины носки, а кухня начинает сжиматься и превращается в чулан, поделенный надвое бельевой веревкой. У бабушки на носу большой прыщ, и она говорит мне:
- Будешь боком ходить, а не то носки сушить негде.
Хотя я знаю, что стриженая брюнетка - папина любовница, это меня не может обмануть: сейчас начнется обыск. И точно: в руках у нее автомат. Она наводит его на меня. Я резко выхватываю автомат из ее рук и стреляю в папу с мыслью: "Больше не будешь жить со студентками!" Он убит. Я ищу глазами бабушку - она исчезла.
Внезапно стриженая брюнетка притягивает меня к себе, и мои ноги сжимают ее колени. Она гибко извивается и с понимающей улыбкой откидывает голову назад, слегка отталкивая меня в грудь. Я касаюсь ее волос, провожу рукой по затылку. Вдруг замечаю, что в руке у меня кот, а я держу его за шкирку - он дрыгается, открывает розовую пасть... Кричит: "Ля!"...
"Ля-ля-ля",- кричал Акакий.
Что-то плохое приснилось... Тоже сновидец!
Я поднялся с кровати. Жирные черные полосы, скошенные к стене, припечатали к потолку оконную раму, сплющив ее в гармошку. А посреди нее ветвились длинные тени из щупальцев-гроздьев рожков и плафонов допотопной бабушкиной люстры (подарок на нашу свадьбу). От высоко стоявшей полной луны в комнату лился ярко-белый пористый свет.
Я перешагнул через жену. Она свернулась клубком, выпростав из-под одеяла узкую пятку, мертвенно-бледную в лунном свете. Акакий, как и жена, спал голыми пятками наружу. Я прикрыл его одеялом.
Раздался грохот отворяемой двери и тяжкий стук бегущих ног: это папа, прихрамывая, торопливо заковылял в сортир. Какое-то наваждение: каждый раз, едва я отправлялся в туалет, папа, как нарочно, опережал меня. мы постоянно встречались с ним - с ним одним, причем в любое время суток. Когда бы я ни встал с кровати, глубокой ночью или ранним утром, папа был тут как тут. То ли это общие домашние ритмы, то ли одинаковая перистальтика? Бог его знает! Необъяснимая загадка...
Я выждал. Мы столкнулись у туалета, обменявшись взглядами, будто два тигра на пороге одной пещеры. Папа отправился на кухню перекусить, застучал кастрюлями. Он всегда ел по ночам, как Васисуалий Лоханкин.
Вернувшись в комнату я перелез через жену и как бы случайно задел ее ногой. Жена пошевелилась. Я начал энергично ерзать позади нее по одеялу.
- Я хочу спать, - пробормотала она.
Мои пальцы залезли под рубашку: стали медленно шарить там, стремительно пробежали по позвоночнику, как по клавишам фортепьяно. Жена поежилась. Я обнял ее и прижался к ней всем разгоряченным телом.
- Я устала. Отстань!
Она нехотя повернулась ко мне.
Я попытался поцеловать ее в шею - она отодвинулась.
- Но ведь сегодня последний день!.. Ты же уезжаешь!..
- Ты на меня сегодня чихнул: мне неприятно.
- Ну и что?!
- Это все равно что высморкаться... А еще у тебя изо рта пахнет... Мы уедем - сходи к зубному... Спи... Спокойной ночи.
Ничего себе "спокойной ночи"! От обиды я повернулся к ней спиной и уперся коленями в стенку. Слегка подергал за свой "этот вот". "Спать ей, видите ли, хочется! Ничего, еще поглядим. Как она ко мне , так и я к ней...Отольются ей котовы слезки!.."
Как будто нарочно за окном мучительно и протяжно завопили коты. Опять коты! Кот, кот, кот... Как наваждение. Все зло от него. Его повесить мало! Какую кашу заварил!
Я представил, как крадусь по коридору. В руке у меня телефонный шнур, сдернутый с гардероба. Кот сучит лапами по банке и рвет газеты. Я ловко накидываю шнур ему на голову, но он увертывается и вцепляется мне в лодыжку: "Скотина! Дармоед!" Я хватаю его за загривок, тащу на кухню.
Утром приходит бабушка, а там на бельевой веревке рядом с лампочкой мерно болтается кот-самоубийца. Инфаркт!
Делать нечего: придется опять отправляться в сортир.
Я спустил воду и распахнул дверь туалета. Папа у двери ждал своей очереди. Ага, не вышло! На этот раз я его опередил.
10.
Весь следующий день прошел в хлопотах, и наконец-то они улетели. Я проводил семью с облегчением. К вечеру я добрался до дому с надеждой поесть. Но все наше было съедено, а родительское протухло. На плите стояла котовская кастрюлька с рыбой. Подавив отвращение, я вынужден был ее съесть.
Бабушка, надменно пыхтя, мыла пол, чтобы и следа не осталось от жены. Она уже выкинула нашу стиральную машину в коридор, а на ее место поставила этажерку со столетником и кактусом. Я сделал вид, что очень увлечен рыбой и не замечаю ее агрессивности.
- Я матери скажу, чтоб она тебе мозги прочистила, - первой не выдержала бабушка.
- Да ради Бога! Очень испугался! Своего добилась: жену из дома выжила!
- Чего ж твоя щука хвостом вильнула? Испугалась меня?! Мне бабы на скамейке
сказали, что она отвечать будет... Я хотела отвезти кота в раболаторию. Чтоб исследование сделали... Хотели привлечь ее...
- К суду, что ли, привлечь? Да кто тебя боится?
- Правда глаза режет! А ты знаешь, что у нас в подъезде одну посадили? Мужа отравила... А у меня яд есть...
- Так что...ты тоже хочешь отравить? Кого? Меня? Или жену?
- Я боюсь щуку твою. Я теперь никому не верю! И тебе не верю! Комсомолец - а весь изолгался. Все - лгуны! Три дня кота искала, а он в яме лежал...
- Да не трогал никто твоего кота. Ты ведь верить не хочешь... Лучше старух на скамейке слушать, чем нас... Сор из избы вытрясти... Всю грязь - наружу!
- Я сор не выносила. (Бабушка вновь яростно стала мыть пол.) Мне женщина из другого подъезда сказала... кандидат наук...А ты себя больно умным считаешь! Не считай! Таких, как ты, тысячи... Кто ты такой? Гэ на палочке!