А как и что - заслуги сестер-спонсоров и зятьев-заложников плюс собственная карьера, чины-ранги, что и в нынешние времена - идеал: господство пирамидального мышления в ситуации, когда самая осуждаемая в меджлисе фигура пирамида; и, как это часто бывает, о главном, во имя чего весь сыр-бор (власть-)-любовь),- ни слова. Этичнее обходить. Выстроены фразы-блоки, чтоб не проговориться. И даже чинно-ранговая жена, которая уже давно невзаперти и вышла из-под паранджи, сдав ее как экспонат в музей, или сбросила чадру, превратив ее в обыкновенную тряпку, которой вытирают пыль, пахнущую (или пропитанную?)... но о том уже было, с книжных полок, рвется к власти, занимая - уж ей-то, казалось бы, к чему? - пусть незаметный, но все же ранг: советника по части культа или, что поскромней, консультанта по женскому движению, и, стало быть, на манер цивилизованных стран является самой видной дамой королевства и, садясь рядом с троном, вносит своими часто сменяемыми нарядами разнообразие в казенную монотонность меджлиса, а когда хоть изредка, но надо открыть уста - тщательно обдумывает каждое слово, выбирая что проще, чтоб легко усваивалось, и никаких побочных дум.
Да, тяжелые массивные двери-ворота, один без тренировки с ходу не откроешь, это как у штангистов - вес сразу не возьмешь, нужно, чтоб кто-то в этот же самый миг, когда рука твоя коснулась торчащего из пасти льва кольца, ручка такая медная, изнутри надавил плечом (а ты - снаружи), и тогда сила+сила, и дверь в меджлис медленно и нехотя отворяется: и пропуск твой не какая-нибудь книжонка, а лаком надписи покрыты, не впишешь, не сотрешь,показывай и проходи, хоть ты Бахадур и тыщу лет здесь вкалываешь.
Дежурный развернет и долго изучает, он молод, розовощек, спешить ему некуда, то на портрет взглянет, то на тебя, а ты замри как подопытный, и будто разочарован, что ты - это ты, сложит пропуск и вернет. Можешь проходить в залитый солнцем вестибюль, а там и на трибуну, памятуя, что в избраннике заложена потребность субъекта стремиться прежде всего к нравственной мудрости (на словесном уровне), и эталон диалогичности - споры, полемцка, диспут позволяет -дать дорогу невостребованным обществом энергетическим ресурсам, позволяющим преодолеть земное притяжение и парить в околоземном пространстве.
Ты пастырь, а они паства, жаждущая опереться чуть-чуть на теоретически апробированный опыт человечества, и надобно помочь в выявлении всех альтернатив выбора, прогнозировании отдаленных, аж по самую верхушку пирамиды, последствий каждой из них, дабы укрепить потенциал и увеличить надежность.
Кризисные ситуации - предельная форма конфликта: не только справиться с ним, но и разрешить в пользу кончика пирамиды, и здесь наиболее целесообразны способы устрашения, убиения, устранения, ууу... у...! (удушения?),- никто не застрахован, и в результате искрящегося контакта кругом не остается никого из бывших соратников, они же - соперники.
А чтоб хоть как-то о нас услышали и, лиризуя, воспели, доказать, основываясь на исторических документах, ссылаясь на чьи-то воспоминания, что Дон-Жуан - наш, чистейший аранец!..
Странные мы, задумается порой Бахадур, и с ним случаются бессонницы,- и все сведения о нас уместились в томе малиновой, под цвет чертополоха, Аранской Энциклопедии, АЭ, начатой в эпоху Устаева, продолженной в годы Джанибека (и Расула тоже), выход ее растянулся аж на четверть века, словно не спешили самопознаться, чтоб узнали и другие, что есть и мы на этой планете, а тут вдруг взрыв, всплеск: "Мы!.. Мы!.." (спасибо соседям).
И многие годы при укомплектованном штате тасовался-перетасовывался словник, чтобы понять, кто мы и откуда, то ли пришлые, как о том трубят недруги, то ли жили здесь всегда, энергия растрачивалась на интриги-пересуды, земляческие баталии, но регулярно созывались производственные летучки, вахтеры, отдежурив сутки, сменялись, были пожарники, сейфы, сургучи-печати, зарплата переводилась на сберкнижки, премии и все прочее, уборщицы сдавали в макулатуру тюки бумаги, чтобы заполучить... ну, к примеру, роман "Исповедь проповедника", шифрованное такое чтиво, рассчитанное на любителей разгадки ребусов,- не важно, прочтет кто или нет, а важно, чтоб стояла на полке... Ох и взбудоражил этот писака-горемыка с зудом наведения порядка по обе стороны горной гряды Каф осиное гнездо, а то и змеиный клан, пытаясь постичь нашу природу.
А пока вымучивался с оглядкой-опаской словник будущей энциклопедии, молодые успели состариться, вывешен был не один некролог, и молча собирались у портрета, вычитывая текст и впервые узнавая, с кем бок о бок трудились все эти годы. Действовали оздоровительные комиссии, совершались коллективные выезды за город, на пляж, когда море было чистое, в лес - полюбоваться дубовыми рощами Карабаха, ныне вырубленными, между отделами проводились волейбольно-шахматные соревнования и добились включения в спортивный реестр такой популярной игры, как нарды, и по легкой атлетике тоже, начиная бег с гигантского конференц-зала с выходом в сквер, куда надо выпрыгнуть через подоконник, и далее опять через забор - в бывший губернаторский сад, мимо безымянной могилы, лишь плита, и никто не мог вспомнить, когда она появилась,- ее не было, и вдруг вот она, выросла за день, но кругом земля не разрыта, и успел разрастись сорняк, много раз принимали решение раскопать и выяснить, но руки не доходили, не осмеливались: оттепель сменилась нежданно наступившими жаркими днями, затем была объявлена семилетка фейерверков, и все в ожидании чуда глазели на расцвеченное огнями небо, потом пришла пятилетка почетных похорон, и могила оказалась созвучной общему траурному настрою, впрочем, могила есть могила, и ее грех (?) разрывать.
Потом пошли слухи, что бегуны тревожат дух якобы похороненного здесь автора все того же злополучного романа "Исповедь проповедника", и фраза полетела над краем: "Доконали бедолагу!.." Сказывают, мечтал об уединении, сожалея на склоне дней своих о содеянном, ибо думал, что творит во благо родного края, о процветании которого денно и нощно мечтал, а вышло, что во вред и зря старался.
И однажды кому-то усомнившемуся взбрело в голову раскопать могилу, и в ней, случается такое, никого не оказалось: кто-то из клана, очевидно, аранцев, воспользовавшись исчезновением ниспровергателя, поторопился успокоить живущую в свое удовольствие публику, дескать, хулителя уже нет, кейфуйте, делайте карьеру, обогащайтесь и размножайтесь, довольные днем текущим и не думая о будущем.
Но если он жив, коль скоро могила пуста, то определенно пишет, ибо ни на что другое, увы, больше не способен, а впрочем, разве что изменишь?..
да, много воды с тех пор утекло, новые времена, новые пути-дороги, новые семейные тайны, и не скоро сокрытое вчера станет завтра явью, хотя, казалось бы, сброшены все покрывала и не прячется под чадрой ни один лик: будь то женский или мужской, и такое случалось, а страсти, которые были, есть и будут, в ком-то угасли, в ком-то разгораются, а в ком-то, ясное дело, еще копятся, чтоб вспыхнуть всепожирающим огнем, и потому автор, гонимый течением дней, просит читателя не утруждать себя поисками аналогий в романе, написанном в память об умершем друге, чья жизнь была полна надежд, которым уже никогда не сбыться, и ветхие страницы треплет ветер, пахнущий далеким детством.
- как ты там, друг?..
"похороните и забудьте дорогу к могиле",- завещал он, так и не разъяснив причину, и каждый раз, проходя мимо его дома, я слышу его голос и задерживаю шаг:
- насылсан, ийи даст? - неизменно спрашивал он, и отчего-то по-турецки, мол, как тебе живется, друг сердешный?
- яхшыйам,- отвечал я ему на своем тюркском, дескать, никаких печалей, но он чувствовал, что на душе у меня неспокойно и, понимая, что словами мало что выразишь, брал в руки тар, и струны звенели, погружая меня в удивительно чистый мир, полный света и добра, и все люди казались мне родными, еще не все потеряно, думал я, коль скоро есть у нас такая музыка, только боги и могли ее создать, эту музыку, и таяла, таяла боль, гордостью, наполнялось сердце, и я вспоминал своих сородичей, родных вспоминал.,, но отчего так горько на душе, и еле сдерживаюсь, чтоб не разрыдаться, льются и льются слезы, и никак не приходит успокоение.