Белобрысый нахмурился, но пропустил мимо ушей едкое замечание, по сути направленное против его супруги. Сейчас не время для взаимных реверансов. Однако возникшее недовольство явно отразилось в его голосе. Рокочущий бас приобретал неприятные скрипучие оттенки:
— Меньше всего на свете академика Иванова интересует то, где его жена покупает себе лифчики…
— А пожалуй, зря… — Сверкнув черными глазами, в которых явно сквозило удовлетворение, черноволосый плеснул в стакан коньяку. — На этот раз умудрившись не пролить его на стол.
«Я не хочу, не хочу, не хочу жить…» Молодая немолодого академика плакала навзрыд, сидя у трельяжа в шикарной квартире своего мужа. Слова, слетавшие с ее губ, на самом деле были не точны — ибо, говоря о своем нежелании жить, Лиза вовсе не имела в виду стремление умереть. Просто Лизе не хотелось жить так. А еще точнее, испытывать те чувства, которые она сейчас испытывала… Но проговаривать эти сложные мысли даже про себя было слишком долго и муторно, а плакать и рыдать хотелось прямо сейчас, и потому она вновь и вновь повторяла первое, что приходило ей на ум. «Я не хочу жить…» — чувства, называемые этими словами, были настолько бесконечно трагичны, что казались Лизе почти красивыми…
Себе она тоже казалась бесконечно красивой и несчастной, даже не предполагая, какое комическое зрелище представляет собой со стороны… Изящный шелковый французский халат был смят, тушь растеклась по щекам, а пятна губной помады, как следы ожога, отпечатались где-то в районе подбородка… Но разве этот клоунский вид имел какое-то значение, если в сердце ее бушевали страсти, достойные Антигоны и Федры?
Боже, как невыносимо тяжела жизнь!!!
Уже год Лиза была законной женой Александра Николаевича, но казалось, что мир так и не заметил этого важного обстоятельства. Стоило им с мужем выйти куда-то за пределы дома, как на нее тут же обрушивался каскад насмешек и презрения. Реального, а не выдуманного, как казалось ее супругу.
«Снобизм, бесконечный московский снобизм…» Став женой академика, Лиза не только быстро выучила это мудреное слово, но и поняла весь его жестокий и несправедливый смысл. Всю мерзость того положения, когда в тебе даже не пытаются увидеть личность, а просто «отсеивают» по каким-то второстепенным, дурацким признакам… Потому что у тебя не те родители… И не та одежда… И не та речь… И ты не знаешь, кто такой композитор Петрищев…
«Это несправедливо, — думала Лиза, — совсем несправедливо и совсем нечестно. Так нельзя…
Почему я все время чувствую себя человеком второго сорта? Почему никто не принимает меня всерьез? Почему я все время как будто извиняюсь за то, что родилась не в Москве и не ходила с детства по театрам? Разве в этом есть моя вина?
Неужели из-за того, что я жила у черта на рогах, в провинции, и у меня не было папочки-писателя и мамочки-актрисы, я всю жизнь должна быть здесь чужой? Казаться хуже других? Терпеть, что на меня смотрят свысока?
Неужели справедливо, что человек, проделавший огромный путь от провинциального Мухосранска до столицы, не заслуживает уважения?»
Лиза невольно вспоминала свою бесконечно долгую дорогу к нынешней жизни, и в ее душе закипал гнев:
«Нет… Я же не хуже их… Я лучше их всех!
Разве могли бы они жить так, как жила я? И терпеть то, что я терпела? И работать на текстильной фабрике? И учиться, восстанавливая школьную программу почти с нуля?»
Перед глазами проплывали ненавистные лица обидчиков. Вот, например, вчера… Они были в гостях у старинного приятеля Александра Николаевича, и холеная престарелая кошка с глазами матерой бандерши и улыбкой Богоматери, покровительственно глядя на Лизу, начала выспрашивать ее мнение относительно последнего спектакля в Театре на Таганке.
Лиза спектакль видела и могла многое сказать о своих впечатлениях, но драная кошка взяла такой тон и использовала в своей речи такие мудреные обороты, что невозможно было вообще понять суть вопроса…
Лиза с отчаянием в глазах слушала про «эклектические тенденции», «параллели постмодернизма» и «трансцендентность» и понимала только одно — что бы она сейчас ни ответила, все равно будет выглядеть полной дурой.
К счастью, ее спас супруг драной кошки — простоватый толстый дяденька, болтавший без умолку на всевозможные темы. Почувствовав, что между его женой и Лизой возникло какое-то напряжение, он поспешил включиться в беседу и отвлек обеих женщин от опасной темы.