И тут он вспомнил просьбу Тани.
Танечка мечтала поступить в институт. Причем не в какой-нибудь, а в Институт международных отношений. Она знала, что для нее, обычной девушки, недавно приехавшей из провинциального Себежа, это то же самое, что мечтать стать председателем политбюро коммунистической партии Советского Союза. И все же она мечтала… Таня не смела ни о чем просить Егора, но он сам предложил ей помощь… Она даже отговаривала его, твердила, что ему не стоит взваливать на себя такую тяжкую ношу, но Егор с ней не соглашался. Больше всего на свете ему хотелось оправдать то восхищение и восторг, которые он видел в ее глазах…
Егор потер седеющие виски и по селектору попросил секретаршу принести ему чай с лимоном. Толстая записная книжка на столе служила печальным напоминанием о том, сколько еще звонков предстоит сделать сегодня.
Да, сегодня его план не удастся. Семейный праздник — слишком удачный повод обратиться к отцу с просьбой… Он поедет. Сегодня — поедет. Только ради Тани…
Но ведь есть еще завтра и послезавтра, и уж тогда он сможет сделать все иначе…
Егор почувствовал, как по сердцу пробежал холодок. Он ощущал этот холодок всякий раз, когда думал (что, впрочем, случалось не часто) о том замкнутом круге, в который попал: его собственная власть, которой он так наслаждался среди подчиненных, досталась ему ценой почти полного подчинения отцу. Снять с себя гнет, означало отказаться от всех преимуществ… Егор по привычке прижал руки к горячему лбу, но тут же поспешил утешить себя: «Это в последний раз. Я перетерплю…»
Он встал с кресла, довольный принятым решением.
Егор не хотел думать о том, сколько раз он уже решал строить свою жизнь независимо от всемогущего Александра Николаевича… Как алкоголик, убеждающий себя, что может отказаться от водки в любую минуту, он не желал думать о том, насколько в самом деле велика его зависимость. Слишком многое вошло в привычку, стало частью его самого, частью, которую он не замечал — или не придавал ей значения…
Проходя мимо приемной, он успел увидеть, как очаровательная Дашенька почтительно вскочила со стула… Для многих, очень многих Егор Иванов был тем, чем для него самого был его отец — всемогущим богом, человеком, держащим в своих руках нити тысяч судеб. Да, империя Егора была не столь велика и не столь обширна, как империя его отца, и сам он во многом зависел от чужой воли… Но все же, все же…
— Даша, если что — я вечером у отца, домашние дела… — произнес Егор через плечо. Произнес просто так, по привычке. Конечно же, не посмеет никто звонить домой Александру Николаевичу. Но всем, кто в этот вечер вздумает поинтересоваться местонахождением Егора Александровича, Даша с трепетом в голосе будет отвечать, что он уехал к Александру Николаевичу. Пусть не расслабляются, не забывают, кто он…
Егор спустился по лестнице почти счастливый. Он был уверен, что отец, как всегда, выполнит его просьбу — а значит, завтра или послезавтра он увидит глаза Тани, светящиеся любовью, и благодарностью, и восхищением… А уже потом, через пару дней, он покажет отцу, кто есть кто на самом деле!
Ах, если бы еще решить вопрос с деньгами! Егору так хотелось съездить куда-нибудь с Таней, сводить ее в ресторан, сделать ей подарок… Деньги у Егора были, и немалые, но размер его зарплаты был до копейки известен жене… Следовательно, из этих денег он взять ничего не может… Не мог и просить у отца, который знал, что Егор в средствах не нуждается… И все же он хотел сделать что-то такое, что могло бы поразить Таню до глубины души… Что-то дорогое, шикарное… Это было важно. Егор очень надеялся, что Таня любит его не за деньги и не за связи, но надежнее было привязать ее к себе еще и корыстью…
Уже в который раз он видит, как алые облака занавесок вздымаются к потолку. Кажется, что огни пламени устремляются из ресторанного зала в черное беззвездное небо… Флегматичный блондин проскользнул в облитое красным светом логово. Приятель, как всегда, пил пиво за угловым столиком у стены.
— Сегодня твой черед отчитываться, — светловолосый, несмотря на свою объемистую фигуру, угрем прошмыгнул между столом и сиденьями, не задев даже края столешницы. Его не интересует предусмотрительно заказанное приятелем пиво: лишь скользнув по нему взглядом, он тянется к лежащей на столе пачке сигарет. Его бесцветные глаза, как зрачки готовой к нападению змеи, впились в лицо собеседника, не позволяя приятелю отвертеться от рассказа.
Черноволосый только пожал плечами:
— А мне, собственно, и говорить не о чем. Егор Иванов все сделал за меня.