— Чего надо? — по-деловому поинтересовался Егор.
— Копии чертежей проекта «Олимпия». На один день. С возвратом, — так же по-деловому отчеканил блондин.
Казалось, услышав такой ответ, Егор вздохнул облегченно. Копии «Олимпии» представлялись ему не такой неприятной вещью, как, к примеру, необходимость платить шантажисту.
— Надеюсь, вы не собираетесь продавать их на Запад?
— Упаси Боже, — рассмеялся собеседник, — я хочу получить за них звездочку здесь, в родном отечестве…
К ужину Егор не опоздал и неприятный разговор его не слишком расстроил. Иванов-младший был уверен, что, получив чертежи, блондин оставит его в покое. А кража бумаг в родном отечестве, безусловно, не являлась уголовным преступлением. Предателем по отношению к отцу Егор тоже себя не чувствовал. Александр Николаевич так часто выходил победителем в самых разных ситуациях, что его ревнивому сыну казалось вполне справедливым отрезать кусочек от славы отца и отдать другому, более нуждающемуся в ней человеку. То, что за спиной академика не за страх, а за совесть работал целый коллектив, тоже мечтавший о премиях и повышениях, Егор в расчет не принимал.
Максим блаженно пил пиво, глядя в окно и наслаждаясь приятной расслабленностью. Банная простыня закрывало его тело почти до груди, ноги покоились в уютных махровых тапочках. Из парной доносился упоительный аромат березовых веников и дорогого мыла, а стоящий перед Максимом стол украшали разнообразные закуски и напитки, достойные самого взыскательного вкуса. Но превыше физического удовольствия для него было чудесное ощущение причастности к новому, ранее не известному ему кругу людей. Максим знал, что одно это посещение бани в компании партийных монстров могло значить в его судьбе больше, чем все институтские экзамены, вместе взятые. Душу приятно согревали мысли о возможных перспективах повышения, а сердце было наполнено горячей благодарностью к самому верному из друзей — Олегу Баженову. Человеку, решившемуся ввести его в этот замкнутый мирок и тем самым давшему новый толчок партийной карьере Максима Куликова.
За столом почти никого не было, большинство гостей не вернулись из парилки, только напротив Максима два взлохмаченных партийца активно обсуждали какие-то свои дела, не забывая дегустировать отменный армянский коньячок. Точнее, лишь один из них отдавал должное коньячку. Второй же, сославшись на застарелую язву, потягивал минералку, правда, не абы какую, а и в помине неизвестный в Советском Союзе «Эвиан».
Отдавшись своим мечтам, Максим до поры до времени не прислушивался к их беседе, как вдруг звук собственного имени заставил его навострить уши.
— Слушай, я все же не могу понять, какого черта ты позволил своему Пашке работать на Сушко. Безнадежный дурак, и все его конструкторское бюро на ладан дышит. Со дня на день закроют. Пристроил бы его в какую-нибудь солидную контору. Вот, — говоривший кивнул в сторону Максима, — попроси Куликова, чтобы перед Александром Николаевичем за твоего сына похлопотал. Иванов — это фирма: премии, зарубежные командировки…
Максим сделал вид, что не слышит, о чем говорят на другом конце стола, но его щеки невольно зарделись от удовольствия. Приятно было сознавать, что эти высокопоставленные товарищи считают его человеком, способным оказать услугу, а значит, и сам он, став со временем своим в их кругу, сможет обращаться к ним с просьбами и небрежно сказать знакомым: «Да, я поговорю о вас с Петром Михайловичем…»
Тем временем любитель коньяка приговорил очередную стопочку и, видимо, уже не без влияния Бахуса, начал изливать собеседнику душу. Причем делал он это настолько искренне и эмоционально, что у Максима невольно возникло подозрение, не придумал ли любитель минералки себе язву лишь для того, чтобы, не пьянея, выслушивать хмельные откровения приятелей и использовать их в своих целях. Эта мысль так поразила воображение Максима, что он тут же дал себе слово воздерживаться от водки и чего-либо более крепкого, чем уже пригубленное пиво.
— Понимаешь, — слова из уст любителя ереванской спирто-водочной промышленности текли рекой, — если бы мой балбес хоть немного меня слушал! Но ты же знаешь эти глупости — мол, я все сделаю сам, без помощи отца. Можно подумать, что никто не догадывается, чей он сын! (На этой фразе мужчина с фужером минералки невольно крякнул — фамилия у его собеседника была на редкость запоминающаяся и необычная.) Сын пошел к Сушко, потому что решил искать свое место в развивающейся конторе. Мол, Иванов тиран и деспот, у него все раз и навсегда схвачено и определено, и молодому таланту просто некуда расти. А Сушко стоит в начале больших перемен и ему еще только предстоит стать лидером новой промышленной империи.