«И ты, Брут», — подумал Михаил Никитич, кладя трубку на рычаг. Телефон не желал отвечать. С тех пор, как стало ясно, что его проекту пришел конец, Сушко ежедневно названивал Григорию, но всякий раз безуспешно… Дома никто не снимал трубку, а на работе сказали, что он взял отпуск…
Неприятность с проектом оказалась для Сушко совершенно неожиданной. Пока он приходил на работу, видел своих сотрудников, общался в свободное время с Гришей, ему казалось, что все еще можно исправить… Оставшись в одиночестве, он не знал, что делать. Люди, работавшие с ним, не были «его командой», готовой отстаивать своего лидера. Они были с ним, пока он платил им зарплату, и ушли от него, когда он перестал быть начальником.
«Предатели, жалкие предатели, — кипятился Михаил Никитич, — так легко разбежались! Вы думаете, Иванов — это сила? Нет, сила — это Сушко! Вы еще узнаете Сушко! Сушко еще вам покажет! Случайно, что ли, Гришка со мной все планы прорабатывал? Не случайно! Потому что Гриша у нас кто? Гриша у нас КГБ! Стало бы КГБ моими делами интересоваться, если бы Иванов им поперек горла не встал! Нет, Иванов им не нужен, им нужен я! И они помогут мне избавиться от этого придурка!»
Отчаяние почти дошло до точки кипения, когда в его голову вдруг пришла спасительная мысль:
«Стоп! А чего я, собственно, волнуюсь? Может, все так и было задумано? Может, меня просто проверяли в деле? Ну конечно же, никто не хотел разваливать контору Иванова — отличный, хорошо работающий механизм. Нет, им нужно было убрать только его, его самого. А контора останется, и возглавлять ее будет кто? Тот, кто хорошо знает дело, кто работал над большинством ивановских проектов, кого уважают в этом коллективе… То есть я?! Ну конечно! Все именно так, все должно быть именно так! Гриша потому и не звонил, что готовил дело… А отпуск? Любой человек, зная, что сделал что-то важное и полезное, имеет право отдохнуть! Гриша думает, что я в порядке, и потому не звонит мне… Господи! Да как же я раньше не догадался, что все так просто!» От безумных мыслей у Сушко даже закружилась голова… Он совсем не удивился, когда зазвонил телефон и в трубке прозвучал голос Гриши:
— Ты искал меня?
— Да! Гриша, тут такое… — быстро затараторил Михаил Никитич, но собеседник его холодно прервал:
— Я в курсе…
— И что мне делать? — с надеждой произнес Сушко.
На другом конце трубки возникла удивленная пауза:
— Разумеется, забыть все, что было, и все начинать с нуля. Этот бой проигран.
— Как с нуля? — не понял Сушко. — Ты хочешь сказать, что Иванов так и останется на своем посту?
— Конечно! Иванов показал себя как прекрасный ученый и опытный руководитель!
Михаилу Никитичу показалось, что собеседник над ним просто издевается. Он растерялся.
— А я?.. — задал Сушко совсем детский вопрос охрипшим от беспокойства голосом.
— А ты, Миша, будешь работать, как работал раньше… В каком-нибудь институте или конструкторском бюро. Специалист ты отличный, и многие охотно возьмут тебя ведущим инженером… — терпеливо объяснил Гриша. И поспешил добавить: — Ну, бывай, у меня еще море дел…
— То есть как ведущим… — попытался возразить Сушко уже издающей короткие гудки трубке.
В голове был полный сумбур… Нет… Он не может снова стать просто ведущим инженером! Такую должность он занимал десять лет назад. С тех пор многое изменилось, сам он стал другим — знающим, многоопытным руководителем, способным свернуть горы! Ему было нужно настоящее, большое дело! Не мог он больше, как мальчишка, бегать с этажа на этаж с кипами чертежей и жить от зарплаты до зарплаты… Ему как воздух были необходимы уютный кабинет, и машина с водителем, и деньги… настоящие деньги…
Подлец Гриша! Предал его… Или не предал? Гриша человек зависимый, явно не сам решает такие вопросы… Видать, там, в верхах, было принято решение оставить Иванова в покое… И уж наверняка это произошло не без ведома всесильного академика… Наверное, старый интриган нашел способ защитить себя… Возможно, не самым чистоплотным способом… Иначе как он, Михаил Никитич, человек талантливый и уважаемый, мог оказаться не у дел? Разве что в силу собственной нравственной щепетильности и порядочности…
Сушко уже успел забыть о краже чертежей и представлял себя самого почти как ангела во плоти. Зато образ Иванова рисовал все в более мрачных тонах. Этот образ в его сознании становился синонимом понесенного поражения…