Она провела ладонями по его груди, склонилась над ним, под завесой свесившихся волос губами нашла его губы, смяла их. Их языки и зубы сцепились в эротической схватке, дыхание смешалось.
Волна стремительно нарастающего оргазма накатила на нее, захлестнула, закрутила. Она откинулась назад, выгнулась, наслаждаясь полнотой ощущений.
И вновь быстро задвигалась, спеша ввергнуть в экстаз и его.
Он сжал ее бедра, впился в них пальцами, а она бесновалась на нем — безудержно-алчная, необузданная, сладострастная. Он перестал сознавать себя. Разум заволокло, тело отчаянно искало выход внутреннему напряжению.
Наконец его прорвало. Избавление было жестоким и восхитительным.
Горячая, размягченная, она рухнула на него, разлилась по нему как жидкий воск. Гулкий стук ее сердца эхом отдавался в его груди, где безумствовало его собственное. Он не мог произнести ни звука. Ему не хватало дыхания, чтобы вытолкнуть из себя слова, но те три, что все-таки сорвались с его языка, он никогда не говорил женщинам.
— Я люблю тебя.
Ликующая, она лениво, по-кошачьи, потянулась, потом свернулась рядом с ним клубочком и сонно промолвила:
— Так и есть.
— Что?
Она тихо хмыкнула и подавила зевок.
— Может, я тебя и не испугала, зато мозги уж точно вывернула наизнанку.
— Несомненно. — И это еще мягко сказано. Мужчина, который начинает задумываться о любви, да еще и вслух о ней говорит, когда обнаженный, распаленный лежит в объятиях женщины, безусловно, уже может распрощаться с привычным спокойным существованием.
— Впервые не жалею, что проснулась в три часа ночи. — Быстро погружаясь в сон, она положила голову ему на плечо, устроилась поудобнее и пробормотала: — Блеск.
Он расправил смятые простыни и одеяла. Она зажала в пальцах край одеяла, натянула его до подбородка.
Второй раз за ночь Филипп лежал без сна и смотрел в потолок, а она рядом с ним спала глубоким безмятежным сном.
ГЛАВА 18
Филипп поднялся с постели с первыми проблесками рассвета. После бессонной ночи ему предстоял день, заполненный тяжелым физическим трудом.
А вот отсутствие кофе — это скверно.
Когда он начал одеваться, проснулась Сибилл.
— Ты идешь в мастерскую?
— Да. — Натягивая брюки, он провел языком по зубам. Черт, у него даже нет с собой зубной щетки.
— Может, завтрак сюда заказать? Кофе?
Кофе. Вожделенное слово. От одного его звука сладостно зазвенела кровь.
Но он схватил рубашку. Если она закажет кофе, ему придется с ней разговаривать. И их беседа вряд ли окончится чем-то хорошим, потому что настроение у него отвратительное.
А почему у него отвратительное настроение? Потому что он провел бессонную ночь и допустил, что она пробила брешь в его защитной броне и коварством заставила в себя влюбиться.
— Дома позавтракаю, — отрывисто бросил он. — Мне все равно нужно переодеться. — Для этого и поднялся в такую рань.
Сибилл села на кровати, зашуршав простынями. Он глянул на нее краем глаза, надевая носки. Взлохмаченная, сонная, она выглядела необыкновенно соблазнительно.
Ишь какая коварная! Сначала рыдает у него на руках, вся такая несчастная, хрупкая, беззащитная. Потом просыпается среди ночи и превращается в фантастически сексуальную богиню.
Теперь вот кофе ему предлагает. Потрясающе хладнокровная женщина.
— Я очень признательна тебе за то, что ты не оставил меня ночью одну. Не знаю, что бы я без тебя делала.
— Всегда к твоим услугам, — буркнул он.
— Я… — Она растерянно жевала нижнюю губу, встревоженная и сконфуженная его тоном. — Вчерашний день оказался тяжелым для нас обоих. Мне, конечно, не следовало приходить. Просто звонок Глории выбил меня из колеи, и…
Он резко вскинул голову.
— Что? Тебе звонила Глория?
— Да. — Вот она и убедилась в том, что эту информацию лучше бы оставить при себе, подумала Сибилл. Филипп расстроился. И остальные тоже расстроятся.
— Так она тебе звонила? Вчера? — Разгневанный, он поднял свой ботинок, рассматривая его. — И ты даже не соизволила упомянуть об этом?
— Я не видела в этом смысла. — Чтобы чем-то занять руки, она поправила волосы, расправила простыню. — В принципе, я вообще не собиралась сообщать о ее звонке.
— Даже так? Сет находится на попечении нашей семьи, и мы имеем право знать, что еще замыслила твоя сестрица. Мы должны это знать. — Чувствуя, что теряет самообладание, он поднялся. — Чтобы защитить его.
— Она ничего не сделает…
— Ну откуда ты знаешь? — взорвался он, поворачиваясь к ней с искаженным от ярости лицом. Сибилл с такой силой сжала в пальцах простыню, что они побелели от напряжения. — Как ты можешь об этом судить? Наблюдая с расстояния в десять шагов. Черт побери, Сибилл, это тебе не эксперимент, чтоб ему пусто было. Это жизнь. Какого хрена ей надо?