Пожалуй, до сегодняшнего дня я не сознавала, сколь важна для них победа в борьбе со страховой компанией. И вовсе не из-за денег, как я первоначально предполагала. Они стремились смыть всякую тень позора с имени своего отца. Я не считаю, что самоубийство — это всегда проявление трусости. Некогда я тоже подумывала о самоубийстве. Написала прощальное письмо, приобрела необходимые таблетки. Но тогда мне едва исполнилось шестнадцать, я была юна и глупа. Естественно, я разорвала письмо, выбросила таблетки и рассталась с мыслью о самоубийстве.
Своим неблаговидным поступком я оскорбила бы родителей, поставила бы их в неудобное положение.
Горько звучит, правда? Я и не подозревала, что во мне скопилось столько злобы.
Однако, по мнению Куиннов, самоубийство — это акт малодушия. Они изначально даже мысли не допускали и другим запрещали думать, будто человек, которого они так сильно любили, способен на такой непростительно эгоистичный шаг. Теперь, похоже, они выиграли это сражение.
Страховая компания согласилась выплатить им денежную компенсацию. Филипп полагает, что решающую роль в этом сыграло мое заявление. Возможно, он прав. Куинны не приемлют компромиссов. Вероятно, они так запрограммированы генетически. Все или ничего, как выражается Филипп. Он и его адвокат убеждены, что в скором времени они получат «все». И я искренне рада за них.
Я не имела чести знать Реймонда и Стеллу Куиннов, но мне кажется, что, пообщавшись с их семьей, я теперь хорошо представляю, какие это были честные, благородные и великодушные люди. Профессор Куинн заслуживает покоя после смерти. Равно как и Сет заслуживает носить фамилию Куиннов и жить в семье, где его любят и о нем заботятся.
И в моих силах помочь ему. Я должна позвонить маме. Я должна настоять на своем. О да, у меня трясутся руки. Я ужасная трусиха. Нет, Сет назвал бы меня тряпкой. А это еще хуже.
Она вселяет в меня страх. И я открыто признаю это. Моя собственная мать пугает меня до смерти. И ведь она ни разу не подняла на меня руки, почти никогда не повышала голос, но всегда лепила из меня, что хотела. А я почти не сопротивлялась.
Мой отец? Он был слишком занят собственным престижем, чтобы заниматься дочерью.
О да, во мне скопилось много злости.
Я могу позвонить ей, могу использовать свой высокий статус, которого достигла по ее настоянию, чтобы добиться от нее желаемого. Я уважаемый ученый, в некотором смысле общественный деятель. Если я скажу матери, что воспользуюсь своим авторитетом и публично выступлю против нее в случае ее отказа направить письменное заявление адвокату Куиннов с подробным изложением обстоятельств рождения Глории и признанием того факта, что профессор Куинн несколько раз пытался связаться с ней, требуя подтвердить, что Глория его дочь, она возненавидит меня. Но подчинится.
Мне только нужно снять телефонную трубку. Ради Сета я сделаю то, в чем отказала ему много лет назад. Я могу сделать так, что у него будут дом и семья. Я могу навсегда избавить его от страха».
— Сукин сын. — Тыльной стороной ладони Филипп отер со лба пот. Из неглубокой, но безобразной царапины на его руке сочилась кровь. С идиотской улыбкой на лице он переводил взгляд с братьев на корпус судна, который они только что перевернули. — Здоровый ублюдок.
— Красавец. — Кэм повел ноющими плечами. Готовый корпус свидетельствовал не только о скором завершении работы над парусником. Готовый корпус символизировал успех. Судостроительная компания Куиннов вновь оказалась на высоте.
— Отличная фактура. — Этан провел мозолистой ладонью по обшивке. — Отличный силуэт.
— Как только я замечу в линиях корпуса намек на сексуальность, немедленно отправлюсь к своей жене, — решил Кэм. — Ладно, давайте отметим ватерлинию и снова за работу. Но, если хотите, можем немного полюбоваться.
— Вы проводите ватерлинию, — предложил Филипп, — а я пойду займусь бумагами. Пора потрясти немного твоего старого приятеля. Пусть раскошеливается. Его аванс был бы как нельзя кстати.