— Дальше, — потребовал продолжения Шаболдин.
— Дальше я бумаги свои искать принялся, — Ломский снова вздохнул. — Поисковым артефактом не нашёл, а рыться смысла уже и не было, кто-то до меня порылся. Может, у Петьки и ещё какой отнорок был, да только ни мне, ни кому ещё он о том сказать уже не мог. Что в дом Саларьева я заходил и Петьку спрашивал, привратник вспомнил бы, вот я и решил тело уничтожить, чтобы ваши меня не искали. Испепелил тело белым огнём, прах да кости несгоревшие в узелок собрал, сунул узелок в саквояж и унёс.
— Белым огнём? — переспросил пристав.
— Запрещённая магическая практика, — вставил слово отец Роман. Ломский испуганно вздрогнул.
— Куда останки потом дели? — пусть и было о том в письме архимандрита Власия, спросил Шаболдин.
— Через забор дома Смигловича бросил, — ухмыльнулся Ломский.
Да уж, это он неплохо придумал. Слава у дома, что в своё время начал строить в Каменной слободе купец Смиглович и недостроили его сыновья, в Москве была недоброй. Забросили наследники Смигловича стройку из-за разорения отца, с горя застрелившегося, а их попытки продать недостроенный дом неизменно заканчивались внезапными смертями возможных покупателей. После третьей такой смерти Московская городская управа дом конфисковала, велела от греха обнести забором и уже два года никак не могла решить, что делать с ним дальше. Слухи о доме ходили, ясное дело, один страшнее другого, и храбрецов совать нос за забор не находилось. Хм, видимо, и правда, что-то там такое было, раз даже монахам останки Бабурова не открылись...
На том допрашивать Ломского прекратили, отправив его не в холодную, общую для арестантов, а в одиночку. Отец Роман испросил дозволения остаться пока в управе, чтобы у доктора не возникло соблазна предаться беспочвенным надеждам неизвестно на что, Шаболдин с ним вместе отправился к заведующему управою решать этот вопрос, мы с Елисеевым остались вдвоём. Обсуждать итоги первого допроса не стали, договорившись дождаться возвращения Шаболдина, и Фёдор Павлович погрузился в какие-то свои размышления. Я же перечитал список, составленный в ходе допроса. Итак, к кому же мог пойти Бабуров с целью вымогательства? Всего в списке значились пятеро:
Есин Илья Абрамович, купец. Прелюбодействовал с дочерью своею Дарьей, чем довёл до самоубийства супругу свою Ираиду. Предсмертная записка Ираиды Есиной имеется.
Земцов Иван Сергеевич, дворянин. Заразился от бляди стыдною болезнью и супругу свою заразил. Списки с заключений об обследовании бляди и жены Земцова имеются.
Милёхин Модест Никитич, купец. Утаивает доходы от управления наследством подопечной малолетней племянницы, оставленного отцом её. Список с завещания и биржевые выписки имеются.
Полянова Татьяна Андреевна, дворянка. В отсутствие мужа прижила неведомо от кого незаконную дочь, каковую и продала сразу после рождения чужим людям. Купчая на дочь имеется.
Фиренский Ардалион Феоктистович, изограф. Мужеложец. Собственноручно писанное письмо к любовнику имеется.
М-да, та ещё компания. Любого прямо хоть сейчас бери и в Сибирь. Ну, кроме Земцова разве что. К кому из них ходил Бабуров, хотелось бы знать... Кстати, на тот самый куш, что хотели урвать сообщники Малецкого, список вполне тянул. И кто именно на этот куш покусился, похоже, уже ясно.
— Алексей Филиппович, Фёдор Павлович, — Шаболдин вернулся в допросную, где мы его дожидались, — и как вам доктор Ломский?
— Редкостный мерзавец, — с чувством произнёс Елисеев. Мне оставалось только согласиться, что я и сделал.
— Вы, Алексей Филиппович, что скажете? — не унимался Шаболдин.
— Не врёт, — ответил я. — Но и правду говорит не всю, что-то укрывает...
— И что же, по-вашему? — это уже Елисеев.
— Скорее, не что, а кого, — да, точно, в этом я теперь был уверен. — Жену свою. По уму, надо и её брать под белы ручки да сюда везти. А лучше в женский монастырь для начала.
— А почему, Алексей Филиппович, вы считаете, что Ломский жену выгораживает? — судя по выражению на лице, Шаболдин понял, в чём тут дело, раньше чем успел спросить. Но раз уж спросил, отвечу...
— Потому что про эту Полянову он, скорее всего, через неё узнал. А нам о том — ни слова. Да и другие женщины наверняка в его записях упоминаются. Надо бы их разобрать поскорее.
— За Евдокией Ломской я сей же час пошлю, — Шаболдин вышел отдавать необходимые распоряжения. — Но вот с убийством Бабурова неожиданно вышло, — продолжил он, вернувшись через пару минут.