После ухода Шаболдина я попытался собрать в кучку разбегавшиеся во все стороны мысли. Что бы, как говорится, это значило? И чем оно может обернуться для моего интереса? На первый вопрос ничего похожего на ответ не просматривалось и близко, со вторым было несколько легче. Но именно что несколько — в таком необычном запрете я видел для себя и пользу, и вред. Пользой я посчитал то, что Шаболдин ничего не узнает про Александру Бельскую, вредом — то, что и я не получу доказательств, которыми можно было бы воздействовать на князя Бельского для решения моих брачных затруднений. Стоило, однако, предположить, что завтра всё тут может и поменяться. Так оно и вышло.
Ничего удивительного, что утреннее настроение у Бориса Григорьевича совершенно не способствовало служебному усердию, поэтому день мы с ним начали с чаепития. По паре стаканов выпить успели, по булочке с корицею съели, тут в кабинет и зашёл старший исправник Ершов в обществе господина с каким-то незапоминающимся лицом, одетого вроде и скромно, но со вкусом, да и одежда его при ближайшем рассмотрении выглядела далеко не дешёвой.
— Тайный исправник Мякиш, Михаил Дорофеевич, — представил Ершов посетителя. Так, Палата тайных дел, стало быть, пожаловала... С чего бы вдруг? — Старший губной пристав Шаболдин Борис Григорьевич, боярич Левской Алексей Филиппович, — человек с несерьёзной фамилией окинул каждого из нас цепким и острым взглядом, совершенно к такой фамилии не подходящим.
— Я, с вашего позволения, присяду? — спросил Мякиш, едва Ершов закрыл за собой дверь кабинета.
— Извольте, — дежурно-вежливо разрешил Шаболдин.
— Благодарю, — Мякиш удобно устроился на стуле и перешёл к делу. — Борис Григорьевич, могу я узнать суть вашего интереса к Татьяне Луговой?
— Она нужна нам как свидетельница по делу о бесчестном вымогательстве, с возможным переводом в положение потерпевшей либо соучастницы, — пояснил Шаболдин. — Предположительно, невольной соучастницы, — уточнил он, видя, как недовольно нахмурился тайный исправник.
— Алексей Филиппович, — обратился Мякиш ко мне, — мне известны ваши заслуги в поимке Усть-Невского маньяка, разъяснении положения дел в Священной Римской Империи, а также в раскрытии покушений на вашу жизнь. Однако в настоящее время вы находитесь в положении частного лица. В чём состоит ваш интерес в данном деле?
— Для меня было важным разыскать безвестно пропавшего мужа женщины, которой я многим обязан, — я слегка подпустил в голос высокомерия. Ссориться с Палатой тайных дел в мои планы не входило, но показать Мякишу зубки я посчитал нелишним. Так, самые кончики клычков...
— Понимаю, — Мякиш на секунду задержал кивок, так, чтобы его можно было принять и за поклон. — Однако никакие розыскные действия в отношении Татьяны Луговой предприниматься не должны.
— Позвольте спросить, почему? — просто так сдаваться Шаболдин не собирался.
— Мы не можем допустить, чтобы у майора Лугового появились какие-либо неприятности в семье. Боюсь, в том случае, если вы его супругу допросите, такого избежать будет невозможно, — Мякиш понимающе наклонил голову.
Ну да, кого попало в таком месте не держат, быстро сообразил. Хотя, кстати, мог и в дело заглянуть, пока мы с Борисом Григорьевичем чаи гоняли...
— Простите, Михаил Дорофеевич, — кинулся в контратаку Шаболдин, — речь идёт о незаконнорожденной дочери, которую Луговая отдала чужим людям, и о разоблачении через выяснение судьбы той дочери бесчестного вымогательства! Это преступление, которое должно быть раскрыто!
— Что касается раскрытия бесчестного вымогательства и поимки виновных, в том я готов с вами согласиться, Борис Григорьевич, — признал Мякиш, — но, повторюсь, какие-либо последствия для майора Лугового тут должны быть исключены полностью. Именно потому я не могу вам позволить допрашивать Луговую. Но, поскольку речь всё же идёт о раскрытии преступления... — тайный исправник задумался.
Так, стало быть, супруг нашей Поляновой, тьфу ты, никак не привыкну к её настоящей фамилии, имеет касательство к тайным делам... Вот, значит, с чем связано его двухгодичное отсутствие. Где он мог быть? Да где угодно! Нелегально пребывать за границей, участвовать в разведывательных экспедициях на сопредельных или дальних диких землях, да мало ли, где ещё — всё равно никто о том не узнает очень долго, а то и никогда. А молодая жена, ей же, получается, чуть больше двадцати было, осталась одна... Вот вам и результат в виде незаконной дочки! Но тут с Мякишем не поспоришь, не подпустят нас к жене такого человека, вот точно не подпустят...
— Давайте, я поговорю с Татьяной Андреевной сам? — предложил Мякиш. — И сообщу вам, что узнаю о её дочери?