— Хм, и то правда, — признал отец. — Прости, Алексей, не подумал...
— Да ничего, — я постарался показать, что своей победой в этом споре ничуть не горжусь, — бывает. Все мы сейчас немножко взвинчены...
— Это да, — согласился отец, на том вопрос и закрыли.
Если что, это мы собирались на показ наших стволов генерал-воеводе князю Романову, главноначальствующему Военной Палатой. Пришедшая из Палаты в ответ на наше прошение бумага за подписью генерал-воеводы предписывала нам прибыть накануне показа в село Вешняки близ Москвы, где располагался летний стан Стремянного Охотничьего батальона. Времени и так оставалось немного, а нам же ещё требовалось перевезти оружие и патроны из Александрова в Москву, так что дела с Бельскими мы пока отложили. Но ничего, успели всё собрать вовремя и прибыли в Вешняки к вечеру. Прибыли, кстати, без дяди Андрея — боярина Сергея Михайловича Пушкина не так давно уже похоронили и Боярская Дума вовсю готовилась к выборам своего нового старосты. Так что дяде там забот хватало, а с делами оружейными нам с отцом и Василием пришлось управляться самим. Не знаю, взяли бы мы с собой Митьку, уж он-то наверняка бы умолял нас дать ему возможность быть представленным самому генерал-воеводе Романову, но что теперь гадать — пришла пора продолжать учиться и младший уже убыл в свою кадетскую роту.
Привезённые нами ящики с оружием и патронами военные вскрыли, составили полную опись содержимого, затем снова закрыли и опечатали. Строго тут у них... Затем нас покормили ужином из походной кухни и разместили в сравнительно благоустроенном доме, где, надо полагать, квартировали офицеры батальона. Разбудили нас рано, накормили завтраком, на этот раз уже приготовленным прямо тут же, в доме, и оставалось лишь дождаться высокое начальство. К чести оного начальства стоит сказать, что долго оно себя ждать не заставило.
Победитель шведов пожелал ознакомиться с новым оружием собственнолично, однако же с ним прибыло и немало иных высоких чинов, причём не только военных — мелькали мундиры и губной стражи, не иначе, боярин Вельяминов прислал своих людей. Что-то и не припомню, доводилось ли мне когда-либо раньше видеть такую плотность генералитета на квадратную сажень [1] поверхности, и не уверен, что доведётся в будущем. Обилие золота и серебра на мундирах внушало некоторую оторопь и я даже убоялся, что напади сейчас на Царство Русское коварный враг, возглавить оборону страны будет некому — все в Вешняках.
Началось с приятного — его высокопревосходительство изволил лично представить нас своей свите, что явно прибавило нам веса в генеральских глазах, а также при знакомстве с отцом сказал ему несколько добрых слов за воспитание храбрых и дельных офицеров, каковыми показали себя на войне мы с Василием. А вот то, что среди их превосходительств некоторые, похоже, воспринимали меня и брата как этаких забавных зверушек, храбрых, конечно, но недопустимо молодых для чего-то полезного, мне очень не понравилось. Вслух, понятно, это не высказывалось, но понимать язык взглядов, жестов и интонаций в нашем кругу умеют.
Тем приятнее оказалось встретить среди прибывших и подполковника, прошу прощения, уже полковника Малеева, когда-то надзиравшего за затеянной мной инкантацией штуцеров. Интересно, это Романов его с собой в Военную Палату привёл или просто привлёк к оценке наших винтовок как опытного стрелкового командира?
— Смотрю, Алексей Филиппович, вы так и пошли по оружейной части, — сказал Малеев, когда мы смогли пообщаться после церемоний представления, а стрельбы ещё не начались. — Ружья-то опять наговорённые?
— Никоим образом, Сергей Фомич, — заверил его я. — Честно сказать, я тогда так умаялся с наговорёнными штуцерами, что решил создать винтовки, которым такое не потребуется.
— Что же, с интересом ознакомлюсь, — дипломатично ответил Малеев. Ну да, всё понятно. Что инкантировать оружие я умею, он уже знает, а вот что я что-то там такое изобрёл, для него пока что только слова, требующие подтверждения. Ох, все бы тут такие были, которых делом убедить можно...
Тем временем господа генералы обступили отца и принялись его расспрашивать. Хе-хе, надо было видеть их лица, когда боярин Левской объяснил им, что изобретатель — вовсе не он, а его сын, причём даже не старший, и обращаться с вопросами следует именно к бояричу Алексею Филипповичу. Я, увы, не видел, и теперь буду жалеть о том до конца жизни. Но делать нечего, пришлось начинать представление...