– Линдси… – начал Бен, шагнув к ней.
– Оставь меня. О, Боже, как подумаю о лжи, которой ты кормил меня целых десять лет!.. Пешка! Я была маленькой, глупой пешкой в ваших подлых играх. Десять лет! Но теперь – ни секунды больше.
– Линдси, – сказал Бен, – успокойся, пожалуйста. Когда ты спокойно, без лишних эмоций, обдумаешь все то, что мы тебе сказали, ты поймешь, что…
– Иди к черту, Бенджамин Уайтейкер, – сказала Линдси, вызывающе поднимая подбородок, – и прихвати свою мать с собой. Отец, не сомневаюсь, уже ждет вас там.
И, развернувшись, она вышла из комнаты, опустив голову и ссутулившись. Меридит рванулась за ней, но Бен удержал ее за руку.
– Оставь ее, мама, – сказал он устало. – Ей надо побыть одной. Она потеряла все, во что верила.
– Господи, – прошептала Меридит, – что я наделала?
– То, что давно следовало сделать.
– Что?
– Не могу сказать, чтобы ты сделала это на высшем уровне, можно то же самое сообщить в более спокойном тоне, с участием и добротой, но так или иначе это надо было сделать. Мы были неправы, так долго держа ее в неведении. Она стала женщиной, а мы продолжали обращаться с ней, как с ребенком.
– Что я могу сделать, чтобы помочь ей сейчас?
– Дай ей покой и уединение, которые нужны ей сейчас больше всего. Линдси начинает карьеру фотографа и намерена в трейлере объехать страну.
– Но это так опасно. Давай отыщем ей компаньона-телохранителя, женщину, которая…
– Нет! – резко оборвал ее Бен. – Оставим ее в покое. Пусть взрослеет и живет своей собственной жизнью. Я тоже тревожусь за нее и устрою так, чтобы за ней наблюдали на расстоянии. Это все, что мы сейчас можем предпринять. В прошлом мы наделали кучу ошибок. Надеюсь, она поймет, что все это было сделано из любви к ней, и простит нас. А что касается Джейка Уайтейкера, его душа, наверное, уже горит в аду.
2
Линдси стояла перед витриной кондитерского магазина и не отводила глаз от эклеров, которые медленно поворачивались на вращающемся блюде.
Не купить ли ей один, раздумывала она. В конце концов не каждый день человеку исполняется двадцать один год. Шоколадный эклер – чем не подарок самой себе в день рождения?
Ей вдруг показалось странным, что она способна вот так стоять и высчитывать, хватит ли денег на то, чтобы купить на десерт простое и дешевое пирожное. Существование в жестких рамках бюджета стало за последний год частью ее натуры. Все излишества, которые она могла себе позволить, пока не стала взрослой, были для нее теперь исключены. Она не брала денег, которые Бен переводил на ее счет, и каждый цент зарабатывала трудом и потом. Спать часто приходилось прямо в трейлере, пищу готовить из свежих овощей и фруктов, купленных у придорожных торговцев, умываться в ручьях, обнаруженных ею в укромных уголках леса.
Год был нелегким, но это был год ее роста, а одиночество, которое она вынуждена сносить, что же – она в конце концов с ним с давних пор накоротке. Этим утром она расположилась в отеле «Плаца»: хотелось как-то отметить конец ее путешествия и достижение совершеннолетия. И вот она стояла тут, убеждая саму себя, что потратиться на шоколадный эклер в день своего рождения – правильно. Нет, это и вправду был год перемен.
– Они тут берут деньги за разглядывание витрин, – послышался сочный бас у самого ее уха. Линдси повернулась и уперлась лицом в твердую грудь, прикрытую потертой овчинной курткой. Девушка посмотрела вверх и увидела квадратный подбородок, чувственные, улыбающиеся губы, очертания прямого носа и самые голубые глаза в мире. Голова красивой формы была прикрыта шапкой густых иссиня-черных волос, а на скулах темнела пробивающаяся борода.
– Но я… Что? – спросила она, внезапно почувствовав, что ей трудно дышать.
– Я вообще-то могу пройти мимо эклера, – сказал незнакомец, – но когда они кладут гору этих шоколадных пирожных на витринное блюдо, я поднимаю руки вверх. – Он протянул руку. – Я – Дэн О'Брайен.
Линдси медленно, как во сне, вложила ладошку в его пятерню, и его теплые и сильные пальцы сомкнулись вокруг ее руки.
– Линдси Уайт, – сказала она. – Дэн О'Брайен – это ваше настоящее имя?
– Ха, если мы находимся в дешевом квартальчике, заселенном безработными актерами, решившими до смерти голодать в компании друг друга, это вовсе не значит, что все мы прячемся за свои сценические имена. Я, очаровательная моя Линдси Уайт, действительно являюсь Дэном О'Брайеном, наполовину индейцем, наполовину ирландцем, из-за чего я никак не могу получить нужной роли. Мне постоянно предлагают играть полуголых индейцев и при этом упорно игнорируют мою ирландскую половину, понимаете?
Линдси рассмеялась и высвободила свою руку.
– Вы чудак, но очень приветливы. Говорил ли вам кто-нибудь, что в Нью-Йорке не встретишь приветливого человека?
– Я – нонконформист, мне нравится плыть против течения. Ну, что дальше? Хотите – поженимся? Поживем вместе, проверим, как оно? Ваше желание – закон для меня.
– Категорический отказ.
– Вы раните меня, – сказал он, приложив ручищу к сердцу. – Я навсегда и безумно влюбился в вас, Линдси Уайт, и случилось это, когда я взглянул в ваши великолепные зеленые глаза. Боже, а у вас немыслимые глаза! Что бы там ни было, я люблю вас. Но не слишком ли я вас тороплю? Да, похоже на то. Ладно, буду помедленнее. – Он помолчал. – Мисс Уайт, не удостоите ли вы меня чести угостить вас шоколадным эклером?
– О, я думаю, что это не…
– У вас есть муж, приятель, любовник, кто-нибудь еще?
– Нет, но…
– Это хорошо. Мне бы очень не хотелось иметь на своей совести убийство. Я не переношу насилие со времени фиаско генерала Кастера – я был рядом с ним в своей прежней жизни, знаете ли. Не зайти ли нам внутрь? Что касается меня, то я уже отморозил все, что можно.
– Я… Ну, хорошо, – сказала Линдси, смеясь. До чего же здорово было смеяться вот так, во весь голос. Парень, конечно, чудак, но с ним так весело, и он такой красивый. Эта улыбка способна растопить лед. Съесть средь бела дня в его компании шоколадный эклер – что тут страшного?
– Ваша взяла.
Дэн распахнул дверь булочной.
– Очко в мою пользу. Теперь вам придется решить, где мы проведем медовый месяц. Наши отношения будут отношениями равных, Линдси Уайт.
– Ладно, – сказала она, все еще смеясь.
Они сидели в кабинке из красной растрескавшейся кожи и вдыхали витающие в воздухе ароматы. Линдси заказала свой эклер с шоколадным кремом, Дэн – полдюжины шоколадных печений и кофе. Официантка почти тут же вернулась с заказом в руках, и Линдси с блаженством откусила кусочек эклера.
– Бесподобно, – сказала она, прикрыв на секунду глаза. – Невероятно вкусно.
Дэн рассмеялся, сочно и раскатисто, и Линдси поспешила открыть глаза.
– Здорово вживаешься в ситуацию, – пояснил он. – Это ты по системе Станиславского?
– Нет, просто я питаю слабость к шоколадным эклерам.
– Тогда расскажи мне все, что ты знаешь о Линдси Уайт. Начиная с того дня, когда она родилась на свет. И не пропусти ничего.
– Ну да, конечно, – сказала Линдси, смакуя шоколадный крем.
– Не хочешь? Ладно, я сам буду задавать вопросы. Ты актриса?
– Нет. Я фотограф.
– Шутишь! Не шутишь? И для кого ты работаешь?
– Для себя. Я свободный фотограф.
– Ого! Неудивительно, что ты пялишь глаза на витрины кондитерских и глотаешь слюнки. Трудный способ зарабатывать хлеб насущный ты избрала. И как ты хороша в своем деле?
– Оч-чень хороша, – подчеркнуто выразительно сказала она. – И становлюсь все лучше и лучше. Мне нравится фотографировать людей, обычных людей, которые просто живут как умеют и не мудрствуют лукаво. Последний год я много ездила по стране, наблюдая и учась, и закончила свое путешествие здесь.