Выбрать главу

В коробке можно найти десятки её фотографий, выражение лица на них передаёт всю эмоциональную палитру, от любви до ужаса.

Но в каком порядке они расположены?

Были ли они любящей парой?

Или она изначально боялась его, а затем полюбила?

— Котёнок? — Громкий голос Гранта разносится по дому. Я сглатываю комок в горле и запихиваю фотографии обратно в коробку.

— Наверху, сэр, — отвечаю я, убирая рамку из комнаты в коробку, не зная, куда ещё её спрятать в этот момент.

Его ботинки стучат по ступенькам, постепенно приближаясь, и моё сердце стучит в такт его шагам.

Я ставлю коробку обратно на полку, а затем быстро снимаю со стены толстый моток чёрного джута. Пытаясь выровнять прерывистое дыхание, я играю с концом верёвки, когда Грант входит в комнату.

— И что ты здесь делаешь, котёнок? — Его голос звучит застенчиво, когда он оглядывает комнату в поисках меня. Когда он находит меня, его взгляд падает на толстый моток верёвки в моей руке.

— Ничего. Просто осматривалась и коротала время, пока ждала тебя, — вру я, тут же задаваясь вопросом, почему эта ложь вызывает во мне чувство вины.

— Отнеси это вниз. — Он снова смотрит на верёвку в моих руках. — Я знаю несколько способов, как могу воспользоваться ей после того, как мы поужинаем. Я попросил Виктора включить обогреватели, чтобы мы могли насладиться трапезой у бассейна под звёздами.

Он подходит ближе и слегка сжимает мою челюсть. Наклонившись, он прижимается ко мне губами, и я чувствую на своём языке вкус его дыхания вперемешку с ароматом джина.

— Ты хорошо себя вела сегодня? — Спрашивает он, глядя мне в глаза.

Не найдя подходящего ответа, я просто киваю.

Считается ли хорошим поведением рыться в личных вещах, обнаруживая фотографии его покойной жены, связанной, с кляпом во рту?

Он же не сказал, что мне не позволено рыться в его вещах.

Господи, Эбби…

—Такая хорошая девочка. — Он улыбается мне с гордостью. Отпустив мой подбородок, он кладёт руку мне на поясницу и ведёт через дом к бассейну во внутреннем дворике.

Как только я подхожу к бассейну, моя кожа сразу покрывается мурашками от прохладного ночного воздуха. Озноб быстро проходит, когда Грант выдвигает мне стул, и я сажусь, ощущая тёплый воздух от обогревателя.

Грант садится напротив меня, делает неторопливый глоток мартини, затем съедает одну из маленьких маринованных луковиц.

— Чем ты занималась весь день, пока меня не было, котёнок? — Спрашивает он, спустя несколько минут тишины.

— В основном читала, — честно отвечаю я. — Как прошёл твой день?

В ответ Грант просто пожимает плечами. Прежде чем я успеваю продолжить разговор, Виктор выходит во внутренний дворик с нашей едой. Он ставит тарелки перед нами, смотрит на наши напитки, чтобы понять, не нужно ли нам ещё. Как только он убеждается, что его помощь не требуется, он исчезает так же быстро, как и появился.

Мы с Грантом ужинаем почти в тишине. Его взгляд в основном прикован к тарелке, периодически падая на связку джута на краю стола. Хотя есть в тишине не так уж странно, обычно он смотрит на меня или кладёт руку мне на бедро. Но сегодня вечером я не получаю ни того, ни другого.

Мы не успели закончить ужин, как Виктор подходит, чтобы забрать наши тарелки.

— На сегодня это всё. Пожалуйста, проследи, чтобы нас не беспокоили. — Говорит Грант ему вслед.

Виктор наклоняет голову и быстро уходит в дом. Как только он закрывает дверь, по моему позвоночнику пробегает дрожь, как будто обогреватель выключили.

— Ты спрашивала, как прошёл мой день. — Грант делает паузу, чтобы сделать глоток мартини. — Я смотрел, как мой друг трахает какую-то шлюху, затем был затяжной обед, во время которого я много говорил о тебе и о том затруднительном положении, в которое ты меня поставила.

— О? — Я с трудом выдавливаю из себя этот звук. Мой разум зациклился на вероятности того, что он также трахался с той женщиной.

Хоть мы и не пара, мысль об этом разрывает меня на части.

— О чём ты сейчас думаешь? — Он поднимает бровь, и мне кажется, что он уже знает ответ.

— Ты… — Я тушуюсь, задавая вопрос, — ты тоже её трахал?

— Нет, котёнок. — Его голос звучит искренне, но с оттенком раздражения. — Вот такая, блядь, сложная ситуация.