Доставалася в семье.
Игнат, сын старший, не закончив
Школу, собрался и ушёл
С обозом в шахты,
в город Прокопьевск
Там с коногонов начал он.
Когда прислал с купцами деньги
За ним собрался Тимофей.
Ушёл, потом в теченье лета
От него не было вестей.
Кузьма ходил, поникши долу,
Бродил без братьев сам не свой,
И потихоньку с Пелагеей
Вели ночами разговор.
Как только осенью собрался
Из Алабуги обоз,
Кузьма уж тут не растерялся,
Не посоветовшись с отцом,
С краюхой хлеба, без копейки
Догнал обоз уж за селом.
А Пелагея, будто в церковь
Собралась! За ним бегом
Бежала три версты, покамест
Её заметили вдали.
Обоз притормозил немного…
— Гея, семендрыкина дочка.
— Чего тебе? Побойся Бога,
Зачем ты здесь? Иди назад!
Но Пелагея шла упрямо,
Не попадаясь на глаза!
В деревнях просилась на ночь,
Так и до шахты добралась!
Там все бараки обыскала,
Всех братьев вместе собрала,
Угол для них «отвоевала»,
За занавескою жила.
Сперва в бараках убирала,
Травила блох, клопов и вшей,
В домах шахтёркам помогала
Робы стирать для их мужей.
Игнат один писал лишь письма,
Изредка деньги присылал.
До дыр зачитывал обычно
Отец, мог наизусть пересказать.
Дом опустел лишь только Ксенья
Что-то уронит, разобъёт
К отцу забравшись на колени,
О чём лепечет не поймёшь.
А Василиса «развернулась»:
Пошли детишки каждый год.
Только горе не минуло
Всех уносили «на погост».
Молитвы уж не помогали.
И траур длился много лет.
Как кормить грудью прекращала,
Так опять ребёнка нет.
Каких болезней ни узнала?
То корь, то полиомиелит,
То скарлатина и ветрянка,
То коклюш или дифтерит!
Вокруг надела, будто в сказке.
Качалась буйно конопля.
Из семян давили масло,
Из стебля мать холсты ткала.
Так до пятнадцатого года
Вовсю «с германцем» шла война.
Тут родился сын Григорий
А в сентябре уж Павел ждал.
В семь лет вполне благонадёжно
Ксенья смотрела за детьми.
Отец и мать трудились в поле
От зари и до зари.
А между тем матушка-Россия
Взбунтовалась, забурлила,
Рухнул строй, пришло безвластье,
Менялись «белые» и «красные».
То мчались строго на восток,
То возвращались все обратно,
Мужчин забрали «под ружьё»
А стариков «для интендантов».
Остались детвора, подростки,
Калеки, женщины, молодки.
Ксенья часто убегала
К соседям в прятки поиграть.
Когда о братьях вспоминала,
Они такого натворят
Что только в сказке рассказать.
Золою тесто «посыпают»
Или солому подожгут,
Ворота все пораскрывают,
Разгонят кур, яйца побьют.
Мать, возвратившись, только ахнет…
— Куда смотрела, дочка- дрянь!?
Сынков не трогала, в них счастье,
Надежду видела она.
Революция сметала,
Разрушала, поджигала,
Разбрелись умельцы,
Остались погорельцы.
Все свободой наслаждались
— Граждане России-
Так теперь именовались,
Гордые ходили!
В девятнадцатом году
Александр родился,
Неугомонный, а с лица-
Был весь подобие отца.
Росли три брата смельчаки,
Шалуны, затейники,
Озорники, весельчаки.
Дом стал «муравейником».
Шум и топот, вой, галдёж.
Как горох по полу,
Осенью в двадцать втором
Отец двух отдал в школу.
Чтоб одеть и прокормить,
Продали корову,
За учёбу заплатил
Только за полгода.
Прокатился по селу
Слух про коммунаров,
И Семён решил рискнуть,
«Где ни пропадало!».
Вот с котомкой за спиной,
С посохом пастушьим
Утром с дочерью вдвоём
Вышли на «распутье».
Предстояло много вёрст
Прошагать, проехать…
Без истерик и без слёз
За отцом шла Ксенья.
До коммуны добрались,
И в изнеможенье,
Опустились на скамью
В конторе управленья.
Всем увиденным Семён
Поражён был напрочь
Вся коммуна на лицо…
Домики, как в сказке.
На двух хозяев круглый дом
Под железной крышей
Много окон, два крыльца
С разными перилами.
Что подвалы есть в домах
Семён узнал позднее,
А пока что впопыхах
Осматривал скорее.
Был участок ограждён
И рвом и забором
Охранялся день и ночь
Разъездным дозором.
Молотилка в мастерских,