а еще автомобиль «Москвич», для утоленья тяги к романтическим странствиям, чтоб прямо как у Хемингуэя, ну, почти – маршрут «на автомобиле по пяти республикам», или на машине на юг! – или вот еще байдарка, и по белорусскому озерному краю, на веслах, среди покачивающихся кувшинок и камышей, мимо крутых и песчаных сосновых берегов, и пронзительных, волнующих деревень – таких, крытых дранкой, в тумане, со сходнями, уходящими в темную воду…
и вот, торжественным аккордом больших Советских Удач - после рекомендации собранием трудового коллектива, утверждения характеристики парткомом, сдачи экзамена по истории коммунистического движения ЧССР и инструктажа о возможных провокациях
- поездка в Чехословакию, где продавались настоящие вельветовые пиджаки, а на улицах иногда встречались - одни, без сопровождения - настоящие западные немцы.
чаще всего меня оставляли на лето на даче, с бабушкой; но с шести лет начали брать с собой. Мне очень нравилось.
* * *
Однако, были среди маминых увлечений и к современной ей моде и не относящиеся… И немудрено: с детства, ее окружали предметы и картины из старого, книжного мира –
где, на потемневшем полотне в позолоченной раме, молодой Суворов на часах вытягивался во фронт перед вышедшей в сад милостиво улыбающейся императрицей, и из-за полного плеча Екатерины с порочной улыбкой выглядывала фрейлина…
на темно-синей картине кисти второразрядного мариниста (которой я по малолетству побаивался) застыл в штормовых брызгах русский крейсер…
ваза в стиле ампир на инкрустированной подставке … китайские болванчики с покачивающимися головами…
медный тонкого литья нож для бумаг…
старинный театральный бинокль с надписью по-французски…
и найденный на букинистических развалах «Историческій Очеркъ Бълостокскаго Інстітута Благородныхъ Дъвицъ 1841-1891 г.», с фамилией в списке выпускниц – Юлiя Смульская…
про многие из этих предметов мама говорила, что они чуть ли не оттуда, из «поместья», но это уж точно ерунда, как (и кому?) было перетащить все это барахло через воюющую страну?
например, из смешного: вырезанный из календаря и повешенный на стену портрет «Государя-императора в тужурке». И, найденный после долгих изысканий в Библиотеке Ленина родовой герб – из загадочных соображений выжженный на кухонной разделочной доске – так что на рыцарском доспехе с конем и непонятной надписью АРАЖЪ вовсю шинковалась капуста.
* * *
конечно, звучит все это глупо. Трудно себе представить что-то пошлее «дворян» в современной России… (ну, разве - «казаки»).
да нет. Ничего такого. Просто – мама давала мне читать разные книжки...
и еще: фразы, начинающиеся с « в этой стране…» (ну, вы знаете, про то, что все через жопу и т.п.) - считались за дурной тон.
* * *
… разные книжки.
и мама сидела со мной часами и читала вслух:
сказки, и «Нашу древнюю столицу» про русскую историю, и про богатырей, и про Черную Курицу, и про белого пуделя Арто (Куприна), и Пушкина - вот эти вот, офигенные, с билибинскими иллюстрациями - и Пьеро и Андерсена, Гофмана и Гауфа и «Волшебника Изумрудного Города», конечно, тоже; а потом просто приносила книги, и я уже сам:
десятилетнему – про пиратов и путешествия;
тринадцатилетнему – на дачу, где у меня не было друзей и было скучно, но на веранде жужжали осы, покушаясь на чай и пенки от варенья, и густо пахло гниющими в саду яблоками, так вот, на дачу – «Эпоху Великих Открытий» (и я смотрел на карты тропических стран с чудесными названиями и точно знал, что никогда-никогда не смогу там оказаться – рассматривал часами) – и еще «Петра Первого» А. Толстого (и Петр стал моей детской страстью… ну, почти как Наполеон у столетней давности гимназистки Цветаевой, с мечтаниями и портретом в ридикюле; и, позже - я был уже готов к Санкт-Петербургу, где петровская строгость – во всем);
шестнадцатилетнему - «Белую гвардию», «Мастера и Маргариту», «Тиля Уленшпигеля», «Дон Кихота» и «Войну и мир»…
а уж потом я случайно нашел спрятанную в шкафу сумку со всякими воззваниями, напечатанными через копирку на машинке, и заграничными книжками на очень тонкой бумаге, про которые нельзя было никому-никому, потому что за чтение их могут посадить! – как пугали меня встревоженные родители – впрочем, с нынешней точки зрения, ничего интересного там не было, кроме, разве, ксерокопии американского издания Набокова – показавшегося мне, в пятнадцать лет, нудным.