- а еще мама читала мне стихи: свою любимую Цветаеву, Блока, Пастернака и Пушкина - и долго потом в любых стихах мне слышался ее голос…
… да-да, думаю, по-настоящему меня воспитала, и сделала – мною, именно мама.
* * *
В коммунальной квартире было тесновато… Поначалу я обитал у родителей, и вечерами, притворяясь, что сплю, исподтишка смотрел запрещенный вечерний телевизор в отражении на полированной стенке шкафа, очень гордый своей так никогда и не раскрытой хитростью…
со временем, дед с бабушкой старели и, как-то само собой, стали занимать все меньше места в пространстве и квартире в частности…
В конце концов и я, по достижению излишней смышлености, был переселен к ним в комнату, и слушал уже ежевечерние дедовы бормоталки: «Ох, мой Бог, что ж я маленький не сдох!» – скрип пружин кушетки, последний, полусонный вздох: «О-хо-хонюшки-хо-хо, пресвятая матушка утриносица!», и, после недолгого ворочанья, нарастающее клокотанье… «Жорж! Жорж! Перевернись на другой бок, ты храпишь!» -
и, наутро, сияющий утренний дед, пришлепывающий щеки одеколоном и приветственная мне, лежебоке, бормоталка…
в 1980-м, живущему в третьей комнате соседу, Илье Иосифовичу Дрейшпулю, кавалеру орденов и ветерану войск НКВД (СМЕРШ? заградотряды?), даже на пенсии не терявшему навыков и увлеченно подслушивавшему телефонные разговоры и т.п. – так вот, за заслуги перед государством, Илье Иосифовичу была выделена отдельная квартира, а комната его, после унизительных очередей и кабинетов - отдана родителям…
… папа несмело еще выставил первую коробку с радиоэлектронными стекляшками и железячками в коридор, а первые же гости были торжественно приглашены в недоступную прежде кухню…
* * *
восьмидесятые годы – и старая деревянная мебель уже сослана на дачу, уступив модной, пластмассовой из ГДР…
у мамы был один, несомненный, дар – умение привлекать людей, мягкой и простой, простоватой даже, манерой общения, и гостей было много… Но возраст давал уже себя знать склонностью к привычным, устоявшимся оборотам речи. Встречи старых друзей – это когда реплики расписаны десятилетия назад… Привычные подтрунивания, ирония и интеллигентская антиправительственная фронда, смирная и безобидная – ну, все как обычно.
одной лишь интеллигентской беды, снобизма, в ходу не было совсем. Ну, может, высказывание типа: «… а то не поступишь в институт, и окажешься на заводе, среди мата и водки!», звучит как-то не очень… Скорей, мама впадала в другую крайность, и при встречах с людьми непривычными - с деревенскими жителями в байдарочных походах, или с пришедшим менять кран водопроводчиком, испытывала некоторое чуть заискивающее смущение…
Но, вот что я хочу сказать: идея собственного превосходства над другими считалась совершенно неприличной, и мне разок за что-то подобное было строго высказано.
начало и середина восьмидесятых: происходило, под стать сонному времени, немногое:
снова Чехословакия, опять байдарки, дача и цветоводство - и культурные события: полу- и совсем- подпольные выставки художников (абстрактные мазки с диссидентским или религиозным подтекстом) на квартирах или в подвалах, и такие же спектакли, в каких-то ДК на окраине, мучительно умственные… Пару раз мама звала меня с собою, но меня тянуло в сон.
… в 1986-м умер дед, и мама, на восьмом месяце беременности, разродилась моим братом, Иваном, преждевременно.
* * *
В 1987-м году я надолго покинул родительский дом, оказавшись в Узбекистане, в армии, что добавило некоторые оттенки к домашнему воспитанию и значительно ухудшило мой характер... Мама сильно переживала и собирала посылки.
... когда я вернулся, по квартире бегал радостно балаболящий братец, на кухне стоял новый телевизор, а папа распространил свалку радиоэлектронных железячек и стекляшек уже и на мою комнату.
в последующие года я несколько отдалился от родителей и бывал у них наездами.
… мама располнела, в волосах ее появилась седина (закрашиваемая), она стала еще нежней, и, как-то - простодушней. И стоило мне, тридцатилетнему, приехавшему после долгого отсутствия (иногда из действительно небезопасных мест) позабыть позвонить, заночевав в гостях – назавтра меня ждал мягкий укор: «Ну что же ты? Я всю ночь не спала, беспокоилась, не знала куда уж звонить…» -