Огорчённый Нурлан отходит к окну. Оттуда тянет полынным ветром. В горячем воздухе, как белая горная вершина, дрожит элеватор на станции Шильда. В обычные дни его не видно, но, если погода удаётся наособицу ясной, он выплывает, как видение.
И Нурлан осенённо показывает на него рукой и кричит:
— И даже больше этого элеватора?
Из-под руки дедушка долго смотрит на элеватор, вздыхает и, не говоря ни слова, расставляет на полу, на ковре, пиалы, сахарницу, белый чайник с алыми розами и мягко спрашивает:
— Ты, сынок, шибко хочешь есть?
— Недавно я хотел есть не шибко…
— А теперь?
— Теперь?.. — вздыхает Нурлан. — Теперь, наверное, шибко.
Дедушка достаёт из печи блюдо с баурсаками — кусочками кислого теста, варенными в бараньем сале, и ставит посреди мазанки. Нурлан не спешит садиться и ждёт, когда сядет хозяин.
Наконец дедушка опускается на ковёр и кивком разрешает сесть праправнуку. Тот с достоинством устраивается напротив хозяина.
А дедушка кладёт ему и себе на колени по белому полотенцу и говорит слабым голосом:
— Видишь ли, сынок, Магомет, конечно, не больше элеватора…
Баурсаки — тёплые и непередаваемо вкусные — тают во рту, и Нурлан благодарно кивает.
— Не больше? — спрашивает он с набитым ртом.
— Не больше, — грустно подтверждает дедушка. — У него была жена Хадича. Хорошая женщина! Дай бог каждому такую. Когда он очень уставал от работы, она брала его под руку. А если бы Магомет был больше элеватора, какая нужна женщина, чтобы взять мужчину под руку? Таких женщин нет. Теперь он мало что может, а раньше многое мог! Он был, конечно, не больше элеватора.
Последнее предложение дедушка произносит почему-то очень грустно, задумывается, забывает про чай и про баурсаки, и глаза его смотрят куда-то внутрь себя. Нурлану до слёз жалко старика. Он трясёт его за плечо.
— Что же ты ничего не ешь, дедушка?
— Почему не ем? Я ем. Это потому, что ты ко мне пришёл! — Дедушка гладит Нурлана по голове. Пальцы у него шероховатые и щекотные. — Вот когда ко мне никто не приходит, я не ем, а только пью чай.
— Почему?
— Почему? Потому что никогда не думал, что столько буду жить. Никто не знает, сколько мне лет. И начальники тоже не знают!
— И ты не знаешь? — спрашивает Нурлан.
— В молодости я знал, — оправдывается дедушка. — А потом сбился со счёту. Я пережил столько людей и столько яблонь. Яблоню тоже тяжело переживать, сынок!.. Разве я жалуюсь? Я только почти совсем не сплю. Когда я умру, я отосплюсь…
— Ты не умрёшь, дедушка! — как заклинание произносит Нурлан, и, наверное, очень громко, потому что старик с недоумением глядит па него.
Губы у Нурлана дрожат. Готовый разрыдаться, он до морщинки на лице, до трещинки на землистых руках, до «солнышек» на ногтях запоминает дедушку.
И замирает: на порожке стоит мама и держится за сердце.
— Тебе нисколько не стыдно, Нурлан? — тихо выговаривает она. — Из детсада ко мне домой прибежали: «Где ваш сын?» У меня с сердцем стало плохо. А мне ещё рано ходить в сердечницах… Ольмэз-ага, ты, наверное, опять говорил с ним о Магомете? Когда ты перестанешь сбивать ребёнка с толку?
Мать рывком поднимает сына с ковра и, высоко и больно держа за руку, ведёт к посёлку Адамовке. Мальчик то и дело оборачивается.
Дедушка стоит у калитки и смотрит вслед. Свободной рукой Нурлан украдкой машет ему.
Дедушка машет ответно.
А потом он пропадает из виду.
Под ногами хрустят хрупкие плитки такыра. И только тут Нурлан вспоминает, что он забыл рассказать дедушке о встрече со старым орлом, который пил из глиняной плошки.
Как же это он позабыл-то, а?
Да и была ли эта встреча? Ведь сейчас в глиняных посудинах нет ни капли влаги.
Глава третья
VICTORIA МЕА![3]
Дома мама в ванной в трёх водах моет Нурлана и просит:
— Скажи что-нибудь.
Нурлан молчит, ему жалко дедушку.
Он молча переодевается во всё новое.
Когда, кажется, всё готово для выхода в люди, мать на ладони протягивает ему отцовскую медаль «За трудовую доблесть» и, стараясь поймать его сердитый взгляд, спрашивает:
— Награду наденешь, Нурлан?
Надув губы, Нурлан отвечает еле слышно:
— Когда отец придёт из армии.
— Ладно, — тотчас соглашается мать и убирает медаль под стекло книжного шкафа.
Они идут в школу, где сегодня в актовом зале концерт по случаю окончания учебного года.
В зале молодёжь до десяти лет заняла все первые ряды, и ведёт она себя пристойно: в посёлке все друг друга знают.