Ги де Мопассан
Семейный мир
Г-н де Саллюс.
Г-н Жак де Рандоль.
Г-жа де Саллюс.
Париж, наши дни.
АКТ ПЕРВЫЙ
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Г-жа де Саллюс читает у себя в гостиной перед камином. Жак де Рандоль бесшумно входит, осматривается, не видит ли его кто-нибудь, и быстро целует ее в голову. Она вздрагивает, слегка вскрикивает и оборачивается.
Г-жа де Саллюс. О! Как вы неосторожны!
Жак де Рандоль. Не бойтесь, меня никто не видел.
Г-жа де Саллюс. А слуги?
Жак де Рандоль. Они в передней.
Г-жа де Саллюс. Как!.. О вас не доложили?
Жак де Рандоль. Нет... мне просто открыли дверь.
Г-жа де Саллюс. Но о чем они думают?
Жак де Рандоль. Они думают, наверное, что я не в счет.
Г-жа де Саллюс. Я не позволю им этого больше. Я хочу, чтобы о вас докладывали. Это неудобно.
Жак де Рандоль (смеясь). Может быть, они станут докладывать и о вашем муже...
Г-жа де Саллюс. Жак, это неуместная шутка!
Жак де Рандоль. Простите. (Садится.) Вы кого-нибудь ждете?
Г-жа де Саллюс. Да... по всей вероятности. Вы знаете, что, когда я дома, я всегда принимаю.
Жак де Рандоль. Мне знакомо удовольствие видеть вас в течение пяти минут, чего как раз достаточно, чтобы справиться о вашем здоровье. А потом является какой-нибудь господин, конечно, влюбленный в вас, и с нетерпением начинает ждать ухода того, кто пришел раньше.
Г-жа де Саллюс (улыбаясь). Ничего не поделаешь! Раз я не ваша жена, приходится с этим мириться.
Жак де Рандоль. О! Если бы вы были моей женой!..
Г-жа де Саллюс. Ну, а если бы я была вашей женой?
Жак де Рандоль. Я увез бы вас на пять или на шесть месяцев куда-нибудь подальше от этого ужасного города, чтобы вы принадлежали мне одному.
Г-жа де Саллюс. Вам бы это скоро наскучило.
Жак де Рандоль. О нет!
Г-жа де Саллюс. О да!
Жак де Рандоль. Знаете, любить такую женщину, как вы, очень мучительно.
Г-жа де Саллюс. Почему?
Жак де Рандоль. Потому что, любя вас, становишься похож на голодного, который смотрит в окно ресторана на паштет и жареную птицу.
Г-жа де Саллюс. О Жак!..
Жак де Рандоль. Это правда. Светская женщина принадлежит свету, то есть всем решительно, за исключением того человека, которому она отдается. Любовнику же позволено видеть ее в течение четверти часа, раз в три дня, не чаще, и только при открытых дверях — из-за прислуги. С бесконечными предосторожностями, с бесчисленными уловками, вечно трепеща, она встречается с ним в виде исключения раз или два в месяц в меблированных комнатах. И даже тогда она задерживается не больше, чем на четверть часа, ведь она здесь по пути от госпожи X к госпоже Z, куда велела кучеру заехать за ней. Если идет дождь, она вовсе не является, ибо тогда невозможно отделаться от кучера. И вот этот кучер, выездной лакей, госпожа X, госпожа Z и все прочие входят к ней в дом, как в открытый для всех музей; все эти мужчины и женщины присваивают — минута за минутой, секунда за секундой — ее жизнь; она отдает им свое время, как чиновник отдает его государству, — и только потому, что она светская женщина. Эти же люди не что иное, как прозрачное, но непроницаемое стекло, отделяющее вас от моей любви.
Г-жа де Саллюс. Вы сегодня нервничаете.
Жак де Рандоль. Нет, но я жажду быть наедине с вами. Вы моя, не так ли? Или, вернее, я ваш. Но разве это так на самом деле? Моя жизнь проходит в том, что я ищу способа встретиться с вами. Да, наша любовь состоит из встреч, поклонов, взглядов, мимолетных прикосновений — и только. Мы встречаемся поутру на бульваре — поклон; встречаемся у вас или у какой-нибудь общей знакомой — двадцать слов; встречаемся в театре — десять слов; иногда обедаем за одним столом, но сидим слишком далеко друг от друга, чтобы перемолвиться словом, и у всех на глазах я не осмеливаюсь даже на вас и посмотреть. И это называется любовью! Неужели мы только знакомы друг с другом?
Г-жа де Саллюс. Может быть, вы хотели бы похитить меня?
Жак де Рандоль. К несчастью, это невозможно.
Г-жа де Саллюс. Что же тогда делать?
Жак де Рандоль. Не знаю. Я говорю только, что такая жизнь может совсем извести.
Г-жа де Саллюс. Но ваша любовь не иссякает именно из-за такого множества препятствий.
Жак де Рандоль. О Мадлена, как вы можете так говорить?
Г-жа де Саллюс. Поверьте мне, если ваше чувство окажется продолжительным, то главным образом потому, что я не свободна.
Жак де Рандоль. Вот как! Я никогда не видел более рассудочной женщины. Значит, вы полагаете, что если бы по воле случая я стал вашим мужем, то разлюбил бы вас?
Г-жа де Саллюс. Не сразу, но вскоре.
Жак де Рандоль. Ваши слова возмутительны.
Г-жа де Саллюс. Нет, они справедливы. Знаете, когда кондитер берет себе в продавщицы лакомку, он говорит ей: «Кушайте конфеты, сколько хотите, дитя мое». Целую неделю она объедается ими, а потом у нее отвращение к сластям на всю жизнь.
Жак де Рандоль. Вот что! Скажите, почему вы... остановили свой выбор на мне?
Г-жа де Саллюс. Не знаю... чтобы доставить вам удовольствие.
Жак де Рандоль. Прошу вас, не издевайтесь надо мною.
Г-жа де Саллюс. Я сказала себе: «Бедный мальчик, по-видимому, очень влюблен в меня. Морально я свободна, так как уже больше двух лет перестала нравиться мужу. И если этот человек меня любит, почему не выбрать его?»
Жак де Рандоль. Вы жестоки!
Г-жа де Саллюс. Наоборот, я не была жестокой. На что вы можете жаловаться?
Жак де Рандоль. Знаете, вы доводите меня до отчаяния своими постоянными насмешками. Вот так вы меня мучаете с тех пор, как я вас люблю, и я даже не знаю, есть ли у вас ко мне хоть капля нежности.
Г-жа де Саллюс. Во всяком случае, я была добра к вам.
Жак де Рандоль. О! Вы вели странную игру. С первого дня я почувствовал, что вы кокетничаете со мной, кокетничаете незаметно, тайно; женщины умеют так кокетничать, не подавая виду, что хотят нравиться. Вы постепенно победили меня взглядами, улыбками, рукопожатиями, и все это, не компрометируя себя, ничего не обещая, не снимая маски. Вы оказались неотразимы и совершенно обворожили меня. Я полюбил вас всей душою, искренне и честно. Но и сегодня я не знаю, какое чувство таится у вас в глубине сердца, какие мысли у вас в голове, — я не знаю, ничего не знаю. Я смотрю на вас и думаю: вот женщина, которая как будто избрала меня и вместе с тем как будто постоянно забывает, что я ее избранник. Любит ли она меня? Не надоел ли я ей? Не сделала ли она только опыт, заведя себе любовника, чтобы посмотреть, узнать, попробовать, что это такое, без всякого влечения ко мне? Бывают дни, когда я спрашиваю себя: среди всех тех, кто любит вас и постоянно говорит вам об этом, нет ли кого-нибудь, кто начинает нравиться вам больше меня?