— Так что же мисс Олбени намеревается нам сообщить?
— Она мне не сказала. — Патрик явно что-то недоговаривал. — У Луизы через месяц свадьба: она выходит замуж за Фрэнсиса.
— За Фрэнсиса Гловера?
— Да. Он давно за ней ухаживал, но Луиза не воспринимала это всерьез, пока... — Патрик запнулся. — Словом, тогда у нее были другие планы, а потом... — Он снова запнулся закончил не совсем связно: — Теперь она выходит замуж за Гловера...
К сожалению, Бэрридж не мог позволить себе задать вопрос, возникший еще полгода назад, когда он прочитал в газете сообщение о браке сэра Патрика Карлайла и леди Камиллы Гилсленд: спрашивать, почему тот женился на невесте Роджера, было более чем бестактно.
Большой двухэтажный особняк Карлайлов внешне ничем не отличался от других домов этого фешенебельного квартала, но внутри был обставлен с роскошью, которой только хороший вкус хозяина — или хозяйки — мешал превратиться в чрезмерную. Бэрридж бывал в этом доме при Роджере — тогда он выглядел иначе.
— Пойдемте, я познакомлю вас с моей женой, — сказал Патрик, искоса посмотрев на Бэрриджа.
Навстречу им поднялась необычайно красивая, высокая темноволосая молодая женщина.
"В театре она играла бы в античных трагедиях и непременно царицу — в ее красоте есть нечто царственное”, — решил Бэрридж.
Вскоре Патрик сказал, что ему надо позвонить, и вышел, оставив их вдвоем. Разговаривая с леди Камиллой, Бэрридж подумал, что эта женщина была бы прекрасной парой для Роджера, представить же ее рядом с Патриком, хотя он только что видел их вместе, ему почему-то не удавалось. С неясным сожалением он вспомнил рыжеволосую девушку с задорной улыбкой, которую видел на фотографии.
Когда Патрик вернулся, Камилла заявила, что ей надо отдать кое-какие распоряжения прислуге, чтобы подготовиться к вечернему приему гостей, и в свою очередь покинула их.
Патрик старался продолжить легкий, непринужденный разговор, начатый женой, но ему это не удавалось, напускное оживление постепенно сменилось крайней рассеянностью, несколько раз он останавливался на середине фразы, а потом, опомнившись, продолжал порой без всякой связи с предыдущим.
Был момент, когда Бэрриджу показалось, что Патрик хочет сказать нечто важное, но он так и не решился.
Около трех часов Бэрридж прошел в приготовленную для него комнату, предварительно выбрав в библиотеке пару книг, чтобы чем-то занять себя до шести, однако, прочитав десяток страниц, обнаружил, что его мысли тянутся к иному предмету. Бэрридж был человеком наблюдательным и склонным к логическому анализу; хотя он был хирургом, и хирургом довольно известным, его интересовала психология, и он часто задавался вопросом, почему он — или она — ведут себя так, а не иначе. Это своего рода любопытство, являвшееся свойством натуры, не заходило настолько далеко, чтобы предпринимать какие-либо специальные действия для его удовлетворения, поскольку, кроме того, он, считая, предосудительным вмешиваться в чужие дела, знал,что его мысленные логические построения никого не задевали, и занимался ими с чистой совестью. Со вчерашнего дня, когда позвонил Патрик и попросил приехать, в распоряжении Бэрриджа оказалось достается мне неразумным. Я спросил вас, нужен ли мой приезд лично вам, и вы ответили "да", однако вы, по-видимому, меня просто не поняли.
— Я понял, — тихо сказал Патрик. — Простите. Мне в самом деле надо... Я не могу быть среди них один...
Вид у него был совершенно потерянный. Бэрриджу стало неловко за свой резкий тон,и он с улыбкой сказал:
— Я не выспался и потому готов ворчать по любому поводу и даже без повода. — Патрик в ответ тоже улыбнулся, но как-то неуверенно и беспокойно. — В какое время мне к вам прийти?
— Вечером, к шести.
— Ровно в шесть я буду у вас. Вы живете там же?
- Да... Я думал, вы сразу поедете со мной.
— Я предпочел бы сначала устроиться в гостинице.
— Но я надеялся, что вы остановитесь у меня. Пожалуйста...
У Бэрриджа появилось ощущение, что Патрик ждет от него какой-то помощи, он согласился, и они пошли по уже опустевшей платформе.
— Нога не беспокоит? — задал Бэрридж профессиональный вопрос.
— Нет, спасибо, все в порядке.
Когда они уселись в серебристый "ягуар” Патрика, Бэрридж шутливым тоном спросил:
— Так что же мисс Олбени намеревается нам сообщить?
— Она мне не сказала. — Патрик явно что-то недоговаривал. — У Луизы через месяц свадьба: она выходит замуж за Фрэнсиса.
— За Фрэнсиса Гловера?
— Да. Он давно за ней ухаживал, но Луиза не воспринимала это всерьез, пока... — Патрик запнулся. — Словом, тогда у нее были другие планы, а потом... — Он снова запнулся закончил не совсем связно: — Теперь она выходит замуж за Гловера...
К сожалению, Бэрридж не мог позволить себе задать вопрос, возникший еще полгода назад, когда он прочитал в газете сообщение о браке сэра Патрика Карлайла и леди Камиллы Гилсленд: спрашивать, почему тот женился на невесте Роджера, было более чем бестактно.
Большой двухэтажный особняк Карлайлов внешне ничем не отличался от других домов этого фешенебельного квартала, но внутри был обставлен с роскошью, которой только хороший вкус хозяина — или хозяйки — мешал превратиться в чрезмерную. Бэрридж бывал в этом доме при Роджере — тогда он выглядел иначе.
— Пойдемте, я познакомлю вас с моей женой, — сказал Патрик, искоса посмотрев на Бэрриджа.
Навстречу им поднялась необычайно красивая, высокая темноволосая молодая женщина.
"В театре она играла бы в античных трагедиях и непременно царицу — в ее красоте есть нечто царственное”, — решил Бэрридж.
Вскоре Патрик сказал, что ему надо позвонить, и вышел, оставив их вдвоем. Разговаривая с леди Камиллой, Бэрридж подумал, что эта женщина была бы прекрасной парой для Роджера, представить же ее рядом с Патриком, хотя он только что видел их вместе, ему почему-то не удавалось. С неясным сожалением он вспомнил рыжеволосую девушку с задорной улыбкой, которую видел на фотографии.
Когда Патрик вернулся, Камилла заявила, что ей надо отдать кое-какие распоряжения прислуге, чтобы подготовиться к вечернему приему гостей, и в свою очередь покинула их.
Патрик старался продолжить легкий, непринужденный разговор, начатый женой, но ему это не удавалось, напускное оживление постепенно сменилось крайней рассеянностью, несколько раз он останавливался на середине фразы, а потом, опомнившись, продолжал порой без всякой связи с предыдущим.
Был момент, когда Бэрриджу показалось, что Патрик хочет сказать нечто важное, но он так и не решился.
Около трех часов Бэрридж прошел в приготовленную для него комнату, предварительно выбрав в библиотеке пару книг, чтобы чем-то занять себя до шести, однако, прочитав десяток страниц, обнаружил, что его мысли тянутся к иному предмету. Бэрридж был человеком наблюдательным и склонным к логическому анализу; хотя он был хирургом, и хирургом довольно известным, его интересовала психология, и он часто задавался вопросом, почему он — или она — ведут себя так, а не иначе. Это своего рода любопытство, являвшееся свойством натуры, не заходило настолько далеко, чтобы предпринимать какие-либо специальные действия для его удовлетворения, поскольку, кроме того, он, считая, предосудительным вмешиваться в чужие дела, знал,что его мысленные логические построения никого не задевали, и занимался ими с чистой совестью. Со вчерашнего дня, когда позвонил Патрик и попросил приехать, в распоряжении Бэрриджа оказалось достаточно разных странностей, которые занимали его гораздо больше самого увлекательного сюжета.
Первыми приехали Мортиссы. И Джоан, и Сирил держались так, словно никаких разногласий между ними и хозяином дома не существовало; очевидно, за минувшее время им уже доводилось встречаться и прошлые недоразумения были либо улажены, либо со взаимного согласия преданы забвению. Следующий гость явился для Бэрриджа неожиданностью — перечисляя, кто придет, Патрик не упомянул Альберта Ли. Удивила Бэрриджа и реакция сидевшего рядом с ним Патрика: когда Ли вошел в гостиную, тот вздрогнул, словно появление этого человека и для него оказалось неожиданностью, причем неприятной, и это выглядело совсем уж странно, если учесть, что гостей приглашал он сам. Или Ли пригласил кто-то другой? Патрик старался держаться спокойно и непринужденно, словно они собрались на самую обычную вечеринку, однако Бэрридж чувствовал в нем внутреннюю напряженность, особенно после прихода Ли. Патрик представил Ли Мортиссам и Камилле, из чего Бэрридж заключил, что тот был в доме Карлайлов впервые, после чего Ли расположился возле камина. Камилла сидела на софе, Мортиссы — на диване у двери на балкон. Патрик прохаживался по гостиной и, оказавшись рядом с креслом Ли, тихо спросил: