Рей с трудом нашла в себе силы, чтобы открыть дверцу машины и выйти, но захлопнув ее, все еще продолжала стоять, нагнувшись, у опущенного стекла.
- Будь счастлива, змейка, - прошептал По, - если это твое счастье. И… - он позволил себе длинную, почти театральную паузу, - позаботься о мальчике. Кайдел очень ошиблась на счет него…
- Кайдел? – растерянно переспросила Рей, но мотор автомобиля уже взревел, и ее обдало горячими парами двигателя и облаком поднятой колесами пыли.
Кайдел?
Рей бросилась следом за автомобилем, но По, даже не смотрел в ее сторону, с ревом выжимая в пол педаль газа. Старенький «альфа-Ромео» огласил тихую округу непривычно истеричным визгом шин.
- Кайдел, - зачем-то повторила Рей, испытывая одновременно и скорбь и негодование на По, похитившего предназначавшуюся ей разгадку очередной тайны.
Женевьева сидела на скалистом утесе и завывала, как белуга. Впрочем, эта фигура речи всегда казалась Рей чрезвычайно странной – однажды она узнала, что белуга – это рыба, а все, что она знала о рыбах, не встречавшись с ними никогда в пустыне, это то, что рыбы всегда молчат. Ну и каковы они на вкус, если перепадала удача полакомиться морепродуктами. Вероятно, для ситуации скорее подходил образ воющей волчицы или взбешенной, больной верблюдицы. В любом случае, Женевьева издавала совершенно жуткие звуки и раскачивалась из стороны в сторону.
Рей тихо присела рядом с дочерью и приобняла девочку за плечи. На удивление, Жени не подняла истерику по поводу того, что мать бесцеремонно нарушила ее личное пространство. Она была занята своей личной драмой, продолжая упрямо горланить на все побережье и заливаясь крупными бусинами слез.
- Боже мой, милая, что стряслось? – не выдержала Рей через какое-то время, когда поняла, что ее барабанные перепонки сейчас попросту лопнут, находясь в опасной близости от источника звука. В действительности, ей и самой хотелось обнимать свои коленки, сидя на колючих зарослях высушенной солнцем травы, и выть.
Женевьева издала еще одну оглушительную, заливистую трель и наконец-то угомонилась. Вселенская скорбь в ее темных глазах быстро сменилась яростью мстительной эринии.
- Андре сказал, что не женится на мне, - заявила она. Рей чуть не подавилась смешком, вспомнив, что обсуждая переживания девочки нужно быть серьезной. Потешаться над ней было бы непедагогично.
- Да, дорогая, - подтвердила она, как могла серьезно, - потому что он женится на Констанс.
- Но Констанс целовалась с другим мужиком, я видела! – принялась горячо спорить девочка.
- Надеюсь, не с твоим отцом, солнышко? – не удержалась Рей. Женевьева сверкнула глазами.
- Нет, - надулась она, - но Андре мне не верит. И он говорит, что я слишком маленькая, чтобы он на мне женился…
- Да, все верно, - апатично кивнула Рей, удивившись тому, насколько у нее отлегло от сердца. Зная очень извращенную логику Бена, она не удивилась бы, если бы он выбрал именно такой извилистый путь для того, чтобы расстроить свадьбу дочери бывшего сослуживца. Отличный же план? И Рей заодно уязвил бы за всех пилотов и рудольфов вместе взятых. Рей разозлилась на себя, потому что опять думала не о том: вместо того, чтобы проявить немного сострадания к дочери, она перекатывала в памяти древнюю измену мужа, произошедшую более двадцати лет назад, когда он, кстати говоря, мужем ее вовсе не был. Ох, чертова Фазма.
- Жени, зачем тебе выходить замуж за Андрея? – осторожно поинтересовалась она. Женевьева деловито отряхнула от колючек подол темно-синего платья. Вообще она любила черный, но с боем согласилась с тем, чтобы на Корфу взять что-то посветлее, чтобы не сгореть заживо на местном солнце. Это удивляло бы Рей, ведь далеко не все дети предпочитают черный другим цветам, если бы не то, кем был ее отец. Спасибо еще шлем себе какой-нибудь жуткий не смастерила, чтобы наводить ужас на своих сверстников.
- Чтобы он увез меня в Россию, - торжественно изрекла Жени, - там вечная зима и можно кататься на медведе. И мы стреляли бы с ним из нагана по «коммунякам».
Блядь.
Рей только что потеряла одного из некогда самых близких своих людей, а ее единственная дочь сидит на краю обрыва, болтает ногами с содранными коленками, и мечтает о том, чтобы уехать на край света и стрелять по… по кому? По коммунистам? Серьезно?
- Подальше от вас, - решила окончательно добить Рей девочка, но потом поправила себя, - от папы точнее. Но ты же не бросишь его.
- Что не так с твоим отцом? – рассердилась Рей, с трудом удерживая себя в руках, потому что в памяти тут же всплыла вчерашняя выходка мелкой занозы, - чем он тебе не угодил?
- Он не мой папа, - серьезно сказала Женевьева и посмотрела Рей в глаза таким проницательным взглядом, что ей сделалось страшно неуютно. Девочка была вздорной, капризной, бесконечно эгоистичной, но точно не отличалась наивностью других детей. Она иногда выдумывала какие-то небылицы, но в целом попросту словами не бросалась. Ее глаза были очень красноречивы.
- Что? Как? Почему? – закашлялась Рей.
- Потому что он колдун, - понизив голос до шепота, словно сообщая матери самую страшную тайну на свете, сообщила Жени, - я видела.
И она тревожно оглянулась по сторонам, проверяя, не услышал ли кто-нибудь их разговор. К счастью все обитатели дома куда-то разбрелись и были заняты своими сомнительными делами, прикрытыми предлогом подготовки к свадьбе Констанс. Только ветер шевелил тонкие травинки и где-то далеко, за утесом истошно кричали чайки.
Рей хотела расспросить Женевьеву, но быстро убедила сама себя в бессмысленности этого действия. Звезды сошлись: внимательная дочь совала нос везде, где не следовало; а Бен дома часто неаккуратно пользовался своими способностями. Вернее, он настолько привык к ним, что часто не задумывался о том, что некоторые вещи могут вызвать массу вопросов у посторонних. Ему это казалось незначительной мелочью – поджечь сигарету или камин, взять что-то без помощи рук, загипнотизировать надоедливую соседку по лестничному пролету, чтобы шла своей дорогой и не утруждала разговорами. Разбить или взорвать что-нибудь, подвернувшееся под руку, пребывая в отвратительном настроении. Особенно это. Неприятный разговор, который мрачной тенью маячил на горизонте, оказался куда ближе, чем казалось раньше. Чем ей хотелось думать. Впрочем, ситуация была бы значительно неприятнее, если бы подобная необходимость возникла после того, как у самой девочки проявились бы склонности к мистическому дару. Был маленький шанс, что ее жизнь все-таки будет нормальной… Или, что все начнется намного позднее. Надо расспросить Рене о том, когда именно он все понял…
Рене.
Блядь.
«Ты сейчас же спустишься сюда и разберешься с Женевьевой» - потребовала Рей, отворачиваясь от дочери, чтобы скрыть свое волнение – «потому что она назвала тебя колдуном. Колдун сраный».
«А ты?»
«У меня есть важное дело».
Рей стыдно было признавать, что она спасается бегством. Чувство вины скользкой змеей свернулось в грудной клетке и мысли о том, что она в кои-то-веки понадобилась дочери для доверительной беседы, понадобилась, как настоящая мать, а она оказалась к этому не готова, навязчиво пульсировали в мозгу. Но Рей тут же оправдала себя: она была аккуратна и к способностям лишний раз не прибегала, так что пусть расхлебывается тот, кто всю эту кашу заварил. Спичкой о коробку ему лишний раз трудно чиркнуть! Сверхчеловек проклятый.
Тем более это была не единственная сейчас проблема.
Рей должна была догнать По, пока он не добрался в аэропорт и не сбежал в свою Америку. Она обязана узнать правду, известную только ему, вытряхнуть ее наконец-то на свет, чтобы получить ответы на свои вопросы.