Этого не может быть.
Других одаренных больше нет, даже их дочь миновало бремя предназначения…
- Твой ненаглядный супруг изнасиловал и убил ее, - ядовито выплюнул парень, словно наслаждаясь произведенным на Рей впечатлением. Похоже, что она и правда побледнела. Она резко поднялась на ноги, отряхнулась от гальки и не в силах что-либо ответить, предпочла спастись бегством. Среди яркого солнечного дня, радостных отдыхающих и ласкового моря, ее вдруг окутало облако пронизывающего арктического холода. Как когда Кайло навел на нее морок своих воспоминаний о снежных вершинах Тибета, только теперь источником расползающейся промозглой тьмы были ее мысли.
Рене умеет защищать свой разум и легко пресек ее попытку вторжения. Он смог найти Бена, даже не зная толком его настоящего лица. Ему, вероятно, двадцать пять или меньше… Он родился как раз в то время, когда она сбежала из Гюрса и скрывалась вместе с Кайдел от демона, который, как ей казалось гнался за ней попятам. А демон, оказывается, умудрился сломать еще чью-то жизнь. Рей с раздражением подумала, что совсем мало интересовалась тем, что происходило с Кайло после того, как она обрушила на него крышу столовой в лагере. Тем, чем он занимался после, прежде чем принялся лихорадочно ее искать. Что, если несчастная мать этого мальчишки попалась ему под руку, когда он был отчаянно зол и ненасытен в жажде мести? В этом не было ничего удивительного – после их ссоры когда-то он легко запрыгнул в постель к Фазме, чтобы забыться. Что, если он… Боже, нет. Не удивительно, что она уловила размытое, но все-таки очевидное сходство.
Все осколки мозаики встали на свои места.
Рей остановилась на лестнице и обернулась, невидящим взглядом уставившись на синюю полоску моря у себя за спиной. Гранитная плита, на которой она стояла, завибрировала и пошла трещинами. Она была вынуждена отступить в сторону и проткнуть себе ладонь ногтями, сжимая кулак, чтобы в конце-концов хоть немного угомонить клокочущую внутри силу.
«Кайло Рен, - злобно подумала она, не обращаясь к нему специально, но уверенная, что он услышит и ощутит силу ее гнева, - теперь я тебя точно убью».
Ответа не было, и пока она поднималась по ступенькам, она продумывала свою обвинительную речь. Злые, ядовитые мысли путались и свивались в один змеиный клубок. Вот ублюдок. Вот идиотка. Вот черт… Блядь. Она так наивно простила ему украденную память, снова купившись на эту неразделенную тоску на дне темных лживых глаз. О, я тебя искал. О, я считал тебя мертвой. О, я так тосковал, так скучал. Да, только опять не удержал свой член в штанах.
Мерзость.
На площадке возле дома было подозрительно шумно и Рей даже остановила поток проклятий, которые бешено, прокручивала в голове, готовая выплеснуть в лицо Бену при встрече. Вначале она решила, что причиной тому стали новые прибывшие гости, но голос Роуз, ругавшейся с кем-то по-гречески был очень взволнованным. Рей осторожно выглянула из-за куста гибискуса и опешила от картины, открывшейся ее взору.
Перед взъерошенной и бешено жестикулирующей Роуз, стояло двое усатых полицейских. Чуть поодаль с перекошенным лицом замер Хакс, а рядом с ним Бен, который тоже не выглядел довольным происходящим. Они с Армитажем о чем-то в полголоса спорили, и довольно брезгливый по части прикосновений немец удерживал бывшего товарища за плечо, что было странно само по себе. Под тенью винограда что-то причитала себе под нос любвеобильная служанка-гречанка. Рей почувствовала недоброе и сразу заподозрила виновницей разборки Женевьеву, но девочки нигде не было видно.
- Что здесь происходит? – спросила она, выходя на площадку к тут же затихшей компании. Она совсем позабыла, что только что и сама собиралась устроить скандал.
«Я сейчас кого-нибудь убью» - с готовностью откликнулся Бен, сверкая бешено горящими от злости, потемневшими глазами.
Роуз обернулась к Рей с растерянным и виноватым видом.
- Эти господа, - она взглядом указала на жандармов, - говорят, что явились, чтобы арестовать преступника и доставить в Керкиру.
Блядь.
Один из полицейских что-то пробурчал себе под нос, второй понимающе покивал. Затем обернулся к Бену и принялся что-то путано лепетать на очень плохом итальянском. Рей хоть и прожила уже десять лет в Риме, но разобрать ни слова из этой скомканной речи не смогла. Греческий полицейский очень вольно обращался с плохо знакомым ему языком.
- Это какое-то недоразумение, - вставил свои пять копеек Хакс.
«Ты никуда с ними не поедешь, пока не объяснишь мне…» - начала Рей, но осеклась.
«О, тогда я лучше поеду с ними».
- Ладно-ладно, - Бен стряхнул со своего плеча хватку Армитажа и примирительно поднял руки вверх, - поеду с ними, узнаю, чего они от меня хотят.
- Да это же бред какой-то… - обронила Рей. Впрочем, спорить было бессмысленно, если ее супруг уже что-то для себя решил. И сейчас он медленно, словно разговаривал с неразумным ребенком или умственно отсталым человеком, что-то объяснял хоть немного знакомому с итальянским жандарму.
Рей только и оставалось, что проводить эту процессию взглядом, с трудом удерживая себя от того, чтобы снова что-нибудь не взорвать. Нахлынувшая на нее тревога заглушила даже рокотавший внутри гнев. Роуз мягко тронула ее за руку.
- Это какая-то ошибка, - тихо сказала она и толи спросила, толи все-таки утвердительно добавила, - у него же другие документы, да? Все будет нормально.
Рей спрятала лицо в ладонях. Теперь она горячо желала убить уже двоих, до ужаса похожих людей в проявлениях омерзительности своих характеров.
- Рей… - робко позвала ее Роуз, заметив, что старая подруга слишком долго смотрит в одну точку, - они сказали, что им кто-то доложил, что тут скрывается беглый преступник. Понимаешь, что это значит?
- Я убью засранца, - выплюнула Рей, особенно не задумываясь. Роуз медленно покачала головой и кивком головы указала в тень виноградной лозы, вынудив подругу перевести туда взгляд.
Женевьева выглядела подозрительно довольной. Она теребила в руке ремешок фотокамеры и улыбалась хищной, как и у отца улыбкой. И где она пропадала все это время? Она… черт…
- Это ты, - пробормотала Рей, чувствуя, что вот-вот потеряет равновесие, не способная удержаться на налившихся свинцом ногах.
- Если папа преступник, значит, его должны посадить в тюрьму, - безапелляционно заявила девочка, и на ее лице не дрогнул ни один мускул. Гречанка за ее спиной как-то виновато опустила взгляд. Конечно, каким образом этой маленькой бестии удалось бы вызвать жандармов самостоятельно. А она, однако, времени не теряла.
- Господи, Жени! – простонала Рей и схватилась за голову, - он же твой отец… чем ты думала вообще?
- Да ладно, - беззаботно пожала плечами Женевьева, - выйдешь за дядю Поля. Он веселый. И обещал научить меня водить самолет.
========== 4. ==========
Суровый жизненный опыт научил Рей одной простой истине: жизнь проносится перед глазами не только на пороге смерти. Это может произойти в любой крайне тяжелый и неприятный момент, словно память существует именно для того, чтобы добить лежачего.
Она невольно вспоминала то время, когда Женевьева только появилась на свет: на стерилизованной Сноуком поверхности памяти оно отпечаталось жирной черной кляксой во всех мельчайших подробностях. Ее смятение, растерянность от того, что теперь ей предстоит быть матерью, а она абсолютно не имеет никакого представления о том, как к этому подойти, когда сама выросла сиротой, абсолютно не ощущает в себе пробуждения заложенных природой инстинктов. Как отупело смотрела в сморщенное личико ребенка с темными, как ночь глазами, а в голове стучала только одна-единственная мысль:
Что мне с тобой делать?
Вероятнее всего в тот самый момент Рей бы просто психанула, и убежала из дома подальше от своей только обретенной семьи, если бы не вмешался Бен. К счастью, в тот момент он был просто Беном, а не Беном-Кайло, в прошлом жутким монстром в маске, убийцей с садистскими наклонностями, психопатом и далее по списку. И он оказался совсем не плохим отцом, вернее, вполне себе даже хорошим. Когда того требовалось, он был внимательным и заботливым, когда нужно – терпеливым, особенно к постоянным истерикам Рей из-за сорвавшихся с катушек гормонов. Поэтому Рей легко бы проглотила подобную выходку Женевьевы в свой адрес, но из-за невинно пострадавшего от руки любимой дочери супруга испытывала жуткую обиду, гнев и недоумение.