Она уже готова была прыгнуть за руль бьюика и отправиться в Керкиру, когда на ее пути нарисовалась Роуз с графином вина и двумя бокалами. Вид подруги был вполне красноречивым. Она улыбалась своей фирменной, заботливой улыбкой матери для всех вокруг.
- Рей, - мягко заговорила она, - в Керкиру лучше поехать Арми. Ты же не знаешь греческого.
- Я… я…- Рей хотела поспорить, но захлебнулась собственными аргументами, тут же застрявшими у нее костью в горле. Что, она в действительности, собиралась делать? Примчаться в Керкиру, полдня пытаться найти нужный полицейский участок в неизвестном городе, а еще полдня потратить на попытки объяснить грекам нелепость сложившейся ситуации? Впрочем, нелепость была в том, что Бен действительно был преступником и некоторое время назад она сама мечтала о правосудии для него. Но последние десять лет он был ее мужем и отцом несносной общей дочери и планы Рей несколько переигрались, отчего правда все-таки правдой быть не перестала.
Поэтому теперь она одна сидела за большим столом и хлестала домашнее вино, с жадностью человека, долго скитавшегося по пустыне и наконец-то нашедшего прохладный источник. Да, она прекрасно знала, что это такое. И как трудно утолить эту жажду, которая остается даже тогда, когда под ребрами уже булькает выпитая жидкость, но горло по-прежнему жжет от сухости. Роуз пила меньше, больше наблюдала за личной драмой подруги.
- Дорогая, - Роуз ласково тронула Рей за плечо, - все будет хорошо. У него же порядок с документами?
- Да, - хрипло из-за вина буркнула Рей, - но…
Она и сама не знала, что собиралась сказать. Все-таки они не виделись с Роуз все эти десять лет, а до того еще дольше, и если когда-то они были настоящими подругами, то теперь между ними лежала пропасть тех жизней, которые они успели прожить за это время. И пропасть того, что китаянка вряд ли смогла бы понять. Рей прекрасно помнила, как однажды еще в Гюрсе подруга сказала ей, что не берется ее осуждать, но при этом тоже самое она говорила про Финна, которого так и не смогла в итоге простить. Они вроде как и были близкими людьми, но эта близость осталась в довоенном Париже. Когда Рей фактически была другим человеком.
- Я тоже иногда боюсь, что за Арми придут, - поделилась Роуз, - или старые дружки, как тогда или…
- Или такие, как мы с По, - закончила за нее Рей и опрокинула остатки вина прямо из графина, - он ведь… тоже был в нашем списке.
- Да, - кивнула Роуз и погрустнела, - и Кайло Рен, если не ошибаюсь.
Рей нервно рассмеялась, так сильно, что на глазах выступили слезы.
- О, - усмехнулась она, - он возглавлял мой личный список.
Роуз стала совершенно серьезной. Рей еще в Париже в молодости испытывала некоторую тревогу, заметив такую перемену в лице подруги. Обычно это происходило, когда они с По и Кайдел задумывали что-то безумное и кто-то должен был сыграть роль голоса разума.
- Что произошло? – тихо спросила Роуз, - ты тогда собиралась вернуться в Рим и… разобраться с ним. До недавнего времени я думала, что он убил тебя. Трудно было потерять тебя снова… И тут ты появляешься, вы женаты, у вас ребенок… Это…
Сначала Рей испытала сильное желание сказать что-то сентиментальное. Посвятить Роуз в их безумную историю любви, граничащей с безумием и зависимостью. Про крайности в которые их бросало – от тихой нежности до насилия, про попытки сделать друг другу больно и в тоже время пожертвовать всем; про все то, от чего сердце в груди замирало и дыхание сбивалось. Но уплывающий в царство алкогольной эйфории мозг вдруг ухватился за одно-единственное слово, брошенное подругой и сменил направление своих размышлений. Ребенок. Черт. Ребенок, который сейчас сидит на пляже и мечтает прикончить своего папашу. Ребенок другой женщины. И сколько еще этих других женщин было? Пока она избегала чужих прикосновений. Пока… и интрижка с Гретхен Фазмой тут же красноречиво всплыла из глубин памяти. Сколько бы лет не прошло, а Рей всегда вспоминала об этом в критические моменты.
И Рей чуть не вывалила всю гнусную правду на Роуз, но вовремя остановила себя и сделала глубокий вдох. Дыхательные практики ничерта не помогали успокоиться.
- Я вернулась в Рим и он стер мне память, - натужно прошипела она, - внушил, что я его жена. Но я случайно встретила По три года назад и все вспомнила…
- Почему ты не ушла? – задала резонный вопрос Роуз.
Потому что я больная чокнутая дрянь? Которой нравится, когда ее таскают за волосы и охаживают ремнем, а потом нежно целуют в висок, приговаривая что-то слащавое? Потому что я зависима от боли? Потому что…
- Не знаю, - тихо сказала она, - может быть из-за Женевьевы… а может потому, что мне некуда было пойти.
Роуз крепко сжала ее руки в своих и посмотрела самым жалостливым из всего арсенала своих взглядов для подобных случаев.
- Ты всегда можешь прийти к нам. Или к По, - вкрадчиво прошептала Роуз, - ты наш друг. Мы всегда тебе рады и готовы помочь. Даже Арми, он не такой говнюк, как кажется…
- Прекрати, - взмолилась Рей, но было уже поздно. Слезы сами собой хлынули из глаз, застилая картинку яркого солнечного дня мутной пеленой. Она принялась изо всех сил тереть глаза руками, но толку от этого было мало, лишь размазала по щекам черные потеки туши. Роуз крепко обняла подругу и спрятала ее голову на своей мягкой груди, позволив ей пропитать слезами белую хлопковую ткань домотканой рубашки в крупных алых розах. Розы расплывались и были последним, что запомнила Рей, прежде, чем отключиться.
Пробуждение было болезненным и не только потому, что кто-то осатанело тряс Рей за плечи и отвешивал ей легкие, но ощутимые оплеухи. В горле першило после слез и вина, голова раскалывалась. Рей с трудом удалось разодрать слипшиеся от потекшей туши ресницы и она увидела перед собой крайне встревоженное лицо Армитажа. Он упрямо продолжал шлепать девушку по щекам, пока Рей не перехватила в воздухе его руку.
- Какого черта? – хрипло потянула она и предприняла попытку сесть. В комнате было еще светло, но свет уже был мягким и вечерним. Солнечные лучи красиво играли на оконной раме. Ветерок с моря, дувший в открытое окно был прохладным. Рей поежилась, собирая воедино разрозненные картинки событий, предшествовавших ее отключке.
Армитаж деловито прошелся по комнате и швырнул ей теплую вязанную кофту, которую подобрал с пола. Вокруг царил жуткий бардак, ведь они так и не удосужились убрать выпотрошенные из чемодана вещи.
- Дела плохи, принцесса, - сказал Армитаж, - вставай. Мне без тебя не разгрести все это дерьмо.
- Какое дерьмо? – апатично откликнулась Рей и тут же вспомнила про взрывоопасного Рене. Что-то с ним? А Бен уже вернулся? Или в этом и заключается проблема? Ох уж эти конфликты отцов и детей… Может быть, они там сами как-то разберутся? Она лениво стала натягивать кофту и расчесывать пальцами спутавшиеся волосы.
- Моя чокнутая жена и ваш французик умчались в Керкиру, - заявил Хакс с таким видом, словно вынужден объяснять очевидные истины неразумному ребенку. Однако, легче от этой информации Рей не стало.
- И? – уточнила она.
- Роуз стащила у меня пистолет.
Рей почесала в затылке и зевнула. Господи, да чего хочет этот рыжий засранец? С чего он вдруг решил посвятить ее в какие-то неурядицы своей семейной жизни? Каким образом это касается ее?