Элуа немного помолчал и, понизив голос, почти робко осведомился:
- Ну, Бруно... так ты наконец решил работать?
- Да.
- Слава Богу! И ты выбрал, чем именно хочешь заниматься?
- Да.
- Браво! Нет-нет, пока ничего не говори! Пусть это станет сюрпризом! Я хочу узнать о твоем призвании вместе с остальными. Мальчик мой, я в тебя верю и теперь не сомневаюсь, что ты станешь моим преемником, а возможно, достигнешь еще большего могущества! Я чертовски рад, сынок... И то, что ты женишься, тоже очень здорово. Пэмпренетта - самая лучшая девушка...
Маспи, припомнив недавний случай, вдруг рассмеялся.
- Представляешь, на днях она явилась сюда с таким пузом, будто вот-вот родит... Само собой, мы с твоей матерью совершенно обалдели... Ну, ты ведь понимаешь, какие мысли в таких случаях сразу лезут в голову... Хотя, кажется, могли бы сразу сообразить, что видели Пэмпренетту всего несколько дней назад, а младенцы ведь не растут, черт возьми, с такой скоростью! Я и спрашиваю: "Что это с твоим животом, Пэмпренетта?" Ну а она запускает руку под юбку и вытаскивает мешок первоклассного бразильского кофе на добрых пять кило! Утром она стибрила его на набережной Жолиэт! Ну, что скажешь, малыш?
Элуа так и не узнал, что думает его сын о проделке Пэмпренетты, поскольку в комнату вошла Фелиси и возвестила о появлении первых гостей.
Два часа спустя если бы кто-то из посторонних получил разрешение взглянуть на собравшихся в доме Маспи, его бы очаровали манеры дам, заботливость и вежливость мужчин и трогательное почтение к старикам. Чужак наверняка решил бы, что видит именитых граждан города, хранителей древних традиций, и, узнай он, что все эти славные буржуа, такие торжественные и величавые, в общей сложности провели в тюрьме два века, его бы, как пить дать, хватил удар.
Около семи часов Элуа постучал ножом о бокал, требуя всеобщего внимания. Все мгновенно притихли. Маспи немного смущенно, но, как всегда, с достоинством встал.
- Друзья мои, я предлагаю поднять бокалы в честь той, чьи именины мы сегодня празднуем... моей дорогой жены Селестины, матери четверых детей.
Тронутая вниманием мужа Селестина прослезилась, и все дамы тут же последовали ее примеру. Маспи подошел к жене и нежно похлопал по плечу.
- Да ну же, милая, перестань плакать... Ей-богу, не с чего! Ты среди друзей, наших лучших друзей... и мне не стыдно сказать им, как я счастлив с тобой и благодарен тебе за это...
Гости в полном восторге зааплодировали, и каждый счел своим долгом расцеловать Селестину. А Богач Фонтан от имени собравшихся произнес ответную речь:
- Мы все очень рады за тебя, Элуа! Ты наш глава, и мы тебя бесконечно уважаем... Уважаем мы и твою жену, ибо она - истинный образец для молодежи... А потому я пью за здоровье и процветание семьи Маспи!
Гости и хозяева снова осушили бокалы, и наконец настал момент, которого все давно с нетерпением ждали, ибо каждый уже знал секрет. Пэмпренетта ерзала на стуле, будто ненароком села на ежа. Ипполит Доло страдал, чувствуя, что девушка навсегда от него ускользает. А Бруно раздумывал, хватит ли у него отваги выложить новость, которая неминуемо вызовет скандал. И, однако, разве у него есть другой выход? Элуа снова встал.
- Друзья мои, я рад, что все вы станете свидетелями... великого события в нашей семье...
Женщины заговорщически улыбнулись Пэмпренетте, а та покраснела под белой накидкой.
- ...Освободившись от военной службы, мой сын Бруно займет среди нас достойное место... Но он хочет сначала обзавестись семьей. Ну, а я вовсе не против ранних браков, потому как при нашей неспокойной жизни лучше не терять времени даром... И потом, хоть Бруно и получил хорошее воспитание, сами знаете, как это бывает, а? Короче, не стоит играть с огнем... Так вот, Дьедоннэ Адоль и вы, Перрин, согласны ли вы отдать свою дочь Памелу в жены моему сыну Бруно?
Селестина опять разрыдалась, так что свекрови пришлось тихонько ее одернуть:
- Послушай, Селестина, и долго ты собираешься изображать фонтан? Ну скажи, на кой черт нам тут потоп?
Дьедоннэ Адоль от души наслаждался этой минутой. В кои-то веки он выступил на первый план, а Перрин волей-неволей пришлось предоставить слово супругу.
- Для нас с Перрин твое предложение - большая честь, Элуа. А дети так давно любят друг друга... так что я не вижу причин мешать их счастью. Короче, я согласен! А ты, Перрин?
Мадам Адоль глубоко вздохнула, и корсаж ее платья едва удержал могучую грудь.
- Пэмпренетта - наша единственная радость на этой земле, а потому вы, конечно, поймете, Элуа, что я должна хорошенько подумать, прежде чем с ней расстаться...
Маспи побледнел.
- Уж не считаете ли вы, случаем, мадам Адоль, что наш род недостаточно хорош для вашей крошки?
Всеобщее радостное возбуждение в мгновение ока сменилось тревогой. В воздухе запахло грозой.
- Не приписывайте мне того, чего я не говорила, Элуа! Как и мой Дьедоннэ, я бы только гордилась союзом, наших двух семей, но...
- Что "но"?
- Но ваш Бруно в свои двадцать два года еще ни разу не показал себя на деле. И прежде чем отдать ему свою дочь, я бы хотела выяснить, каким ремеслом он намерен заняться. Надеюсь, за это вы не станете меня упрекать?
Маспи считал себя человеком справедливым.
- Вы правы, Перрин... Но успокойтесь - как раз перед вашим приходом Бруно сказал мне, что наконец принял решение... Просто у мальчика позднее призвание, Перрин... А вы ведь знаете, что это дает далеко не худшие результаты?
- Согласна, Элуа... Ну, так какую стезю выбрал ваш Бруно?
Наступило глубокое молчание. Все ждали, что ответит молодой человек. Элуа, не выдержав, поторопил сына: