— Мириам! Что я могу для тебя сделать?
— Послушай, — сказала она, облизывая внезапно пересохшие губы. — Насчет вчерашнего. Ты приглашал меня… отужинать? Приглашение еще в силе?
— Ты виделась со стариком?
— Да.
— А, ну да, приглашение в силе. Желаешь прийти?
— При условии, что будем лишь ты и я. Никаких слуг, никаких сотрапезников, вообще никого.
— О! — удивился он. — Мириам, знаешь ли ты как быстро разлетаются вести, особенно сейчас, когда во дворце снова полно народу. Понимаешь, здесь так не принято. Нельзя без слуг.
— Ничего страшного, мне просто необходимо посоветоваться с тобой в конфиденциальной обстановке, — она понизила голос, — они ведь должны знать, что я более тридцати лет жила на другой стороне. Неужто я не могу провести наедине с тобой пару часов, чтобы при этом никто не шпионил?
— Гм. — Он чуток помолчал. — Ну, разве что ты умудришься стать невидимкой. Послушай, мои покои этажом выше, вторые по той же стороне. К шести накроют к ужину, после чего я отошлю слуг. Тем не менее, было бы лучше, чтобы тебя никто не видел. Не то пойдут кривотолки, каковыми не замедлят воспользоваться твои враги.
— Что-нибудь придумаю, — пообещала она. — Открой вино и приоденься, я скоро буду.
Часть третья
ТЕПЛИЧНЫЕ ЦВЕТЫ
Месть женщины-невидимки
В устье реки Фолл-Ривер, в дне езды к югу от Форта Лофстром, примостился на морском берегу городишко Сварлберг. Ютящийся за стенами огромной, хотя и несколько поосыпавшейся каменной крепости, возведенной по романскому образцу, завезенному на западные земли уцелевшими в римско-готской войне за оккупированный тюрками Константинополь, а в настоящее время служившей бастионом против угрозы вторжения с моря, Сварлберг являлся средоточием преуспевающей рыболовецкой общины и его гаванью вовсю пользовались курсировавшие вдоль побережья купцы.
Однако в это время года купцы в гавань заходили нечасто. Разве что прибьется несколько поотставших суденышек из попавших в ледяную ловушку северных колоний, или же какой запоздалый корабль, пользуясь последней возможностью перемещения между Ледяными Островами и западной цивилизацией, бросит вызов североатлантической зиме; впрочем, зима уже вступает в свои права и помериться силами с жестокими арктическими штормами могут лишь богатые дурни или же те, кому совсем уж нечего терять.
У портового трактира осадил утомленного скакуна и устало спешился всадник. Он прождал целую минуту, пока на его стук не выглянул, приоткрыв окошко, хозяин.
— Чего надо? — грубо спросил тот.
— Пиво, харч и стойло, — всадник покрутил у хозяйской хари монетой. — Иль может с последнего раза как мы виделись, Андру, ты впал в зимнюю спячку, аки разжиревший на лососине медведь?
— А-а! Заходите, — Андру, хозяин постоялого двора, отпер массивную дверь и крикнул через плечо: — Маркус! Маркус! Да где же этот мальчишка? — От стояния на сквозняке его пробрала дрожь. — Холод собачий. А вы нынче к нам надолго, сэр?
Из кухни выскочил худенький мальчик.
— А мама сказала, чтобы я… — начал он.
— Лошадь, — распорядился Андру. — Стойло, щетка, овес. Ты знаешь, что делать.
— Да, хозяин, — мальчик подобострастно поклонился и, дождавшись пока всадник отцепит седельную сумку, повел мерина на конюшню.
— Ишь нахлебник, в тепле отсидеться надумал, — сказал Андру, покачивая головой и оглядывая улицу в тщетной надежде обнаружить парочку потенциальных клиентов в придачу. Однако смеркалось и всяк находившийся в здравом уме уж давно лежал в теплой кровати. Он посторонился, пропуская постояльца, и захлопнул за ним дверь. — Чего изволите для начала?
— Да хоть что, — над толстенным шарфом блеснул полуоскал улыбки. — Я не сегодня-завтра жду гостя и если у тебя найдется свободный угол и винный бочонок, я задержусь.
— Располагайтесь, сэр, а я мигом всё устрою, — и хозяин метнулся куда-то, взывая: — Райя! Райя! Есть подобающая придворному почивальня?
Внутри стояла мертвая тишина — сказывалось время суток и года, лишь похрапывал, забившись в угол, пьяный матрос, а за одним из столов что-то мямлил в чарку подогретого вина писарь, временами обращаясь и к перьям, каковые перебирал и чинил готовясь к следующей рабочей неделе. По всему видать, постоялый двор переживал не лучшие времена, что было лишь на руку наезднику, ибо чем меньше людей его увидит, тем лучше.