– Ну, ма-а-а-ам! – Дженна тянула односложное слово до бесконечности, не иначе как задавшись целью переплюнуть Тони из «Вестсайдской истории», превратившего в арию имя Марии.
– Большинство несчастных случаев происходит дома, – в стотысячный раз сообщила дочери Мишель, провожая Дженну в ее прелестную, безупречную детскую, за которую сама она в одиннадцать лет жизнь бы отдала. – Даю тебе десять минут на телевизор, но предупреждаю – никакого МТБ. Потом не забудь выключить свет.
– Ас папой попрощаться? – надулась Дженна.
– Не получится, солнышко. Сегодня он допоздна на работе. – Мишель улыбнулась, глядя на хорошенькую мордашку дочери. Какое разочарование! Вся женская часть семейства Руссо – Дженна, Мишель и ее свекровь – души не чаяли в своем Фрэнке. – Не расстраивайся, дорогая. Может быть, в пятницу папочка повезет нас куда-нибудь на ужин. А там уж и выходные. – По субботам и воскресеньям Фрэнк никогда не работал. Из него получился заботливый и любящий отец; неудивительно, что дети его обожали.
Дженна с улыбкой нырнула под одеяло, свернулась калачиком, вздохнула. И трех минут не пройдет, как она провалится в сон. Не забыть бы после уборки ванной вернуться, выключить телевизор и свет.
Мишель уничтожила лужи, повесила сушиться махровые рукавички и три больших полотенца (три полотенца на двоих детей? – что-то не сходится). Раковину вымыла «Блеском», прыснула на зеркало из баллона со средством для стекол и вытерла насухо. Фрэнки на сей раз не забыл отправить белье в корзину (очень хорошо), но уронил туда же и шлепанец (плохо – перед завтраком непременно заварился бы скандал).
Из сияющей ванной Мишель прошла в другую детскую, взглянуть на сына, уже, разумеется, спихнувшего с себя одеяло. Аккуратно пристроив шлепанцы на коврике, она закутала Фрэнки и поцеловала чистый, высокий, точь-в-точь как у отца, лоб. Затем выключила телевизор и настольную лампу у Дженны. Та что-то протестующе буркнула, но сон уже брал свое. Дженна потянулась за розовым плюшевым зайцем Пинки, без которого не засыпала с младенчества, стиснула его в объятиях и засопела. Мишель улыбнулась. Теперь можно и собой заняться.
Она достала самую красивую шелковую ночную рубашку, выбрала из батареи бутылочек на трюмо любимые духи. В ванной открыла кран, но, прежде чем опуститься в воду, набросила рубашку на дверь и остановилась перед зеркалом.
Улыбка вновь тронула ее губы. Замечательно все же, что она такая высокая! Мишель частенько плутовала, называя свой рост, но метр восемьдесят, что ни говори, звучит солиднее, чем метр семьдесят восемь. Фрэнк был одного роста с ней, но не только не смущался, а даже любил, чтобы она была выше. Поэтому туфли на высоченных каблуках Мишель не надевала разве что на прогулки с Джадой. Рост добавлял ей привлекательности – именно добавлял, поскольку на внешность Мишель природа не поскупилась, одарив точеным носиком и выразительным подбородком ее шотландских предков, но без их же неприятно тонких губ. Почти вызывающе пухлый рот доставлял Мишель в детстве немало неприятностей от девчонок, дразнивших ее «рыбиной»; зато мальчишки сходили с ума.
Качнув золотистой кудрявой головой, Мишель слегка насупила брови. Своим единственным, но существенным недостатком она считала чересчур нежную и чувствительную кожу. Ладно бы только краснела и бледнела по любому поводу – это мелочи в сравнении с морщинами. Стоит расслабиться – и станешь похожей на увядшие лепестки мака, которые она целое лето сметала с патио. Мишель постоянно экспериментировала со всяческими лосьонами, кремами и масками, отлично понимая, что даже с их помощью продержится максимум лет десять, прежде чем на лицо ляжет паутина времени. Эх, ладно уж. Время еще есть, и пока она выглядит очень неплохо. Талия от беременностей почти не раздалась, зато грудь увеличилась, что даже к лучшему – талия кажется тоньше.
Сдернув свитер, Мишель покрутилась перед запотевшим зеркалом. Определенно неплохо. Улыбочка… отлично! Через час вернется Фрэнк, пусть тоже полюбуется. Она забрала волосы наверх и заколола, но только чтобы принять душ. Фрэнк обожает ее рассыпанные по подушке локоны. Ну а она обожает, когда Фрэнк получает все, что хочет. Лишь бы он по-прежнему всегда хотел ee.
ГЛАВА 3
– Ох, папа, не знаю. Угу, точно. Откуда? Да он сам мне рассказал!
Размазывая по щекам слезы, Энджи рыдала в трубку телефона в вестибюле яхт-клуба Марблхеда. Покидающие туалет мужчины останавливали на ней взгляд и тут же отводили его, как от калеки. Почему «как»? Калека и есть! Увечная. Ходячий труп. Энджи опустила глаза на дареную коробочку, все еще зажатую в руке. Маловероятно, что ей удастся разжать кулак до конца своих дней.
– Он сам тебе сказал?! – прорычал на другом конце провода отец. – Этот крысеныш, этот сукин сын сообщил тебе, что спал с другой? В годовщину вашей свадьбы?
Не в силах произнести ни слова, Энджи лишь кивнула. Находящийся за четыреста миль отец этого жеста, разумеется, не увидел, зато всхлип дочери услышал отчетливо.
– Подонок! – рявкнул он. – А ты где сейчас?
– Здесь же, в клубе, у телефона-автомата.
Вновь прибывшая дама проплыла мимо Энджи, взглянула мельком, прошла еще пару шагов и затормозила, вонзив в нее пристальный взгляд. «Не смейте себя так здесь вести!» – без труда прочитала Энджи в ледяных глазах. По виду приблизительно ровесница матери Рэйда. Небось всю их семейку знает. Энджи вызывающе шмыгнула носом и утерлась ладонью. Ну и черт с тобой, ведьма старая!..
– Энджи, детка, говорил же я тебе, чтобы не доверяла парням с римскими цифрами после фамилии!
Боже правый, только лекции ей сейчас и не хватало! Жаль, ни маму, ни Лизу, лучшую подружку, не застала.
– Папуля, умоляю, без нотаций. – Энджи потерла кулаком глаза. – Господи, не могу поверить. Убить готова! Что же мне теперь делать?!
– Ну-ну, детка, все будет хорошо, – нежно, как маленькой, сказал отец.
Этому голосу Энджи всегда доверяла, слушалась его. Именно таким голосом отец когда-то обещал, что она станет лучшей в классе, получит стипендию, поступит в юридическую школу. Конечно, папуля не идеален, но он ее очень любит.
– Слушай-ка, детка. Вот как мы сейчас поступим. Прежде всего ты вешаешь трубку, затем топаешь прочь из этого гадюшника и ловишь такси. Последний самолет «Дельты» на Нью-Йорк отправляется из Логана через сорок пять минут. Ты успеваешь. Запросто. А здесь я тебя встречаю. Заметь, не кто-нибудь из моих водителей. Твой папуля собственной персоной!
– Не знаю, получится ли. Рэйд может…
– Ни черта твой ублюдок не может! И не думай даже возвращаться и вести с ним беседы.
– То есть… просто взять и уйти? Но я… у меня даже сумочки нет, на кресле осталась. Ни денег, ни паспорта…
– Подумаешь, проблема! Я сам закажу билет. Назовешь девичью фамилию матери и номер карточки социального страхования. А насчет документов… Не страшно. Соврешь, что твоя любимая бабуля при смерти, а ты вне себя от горя.
У Энджи снова слезы полились ручьем.
– Спасибо, папуля. Боже, как мне стыдно.
– Стыдно? Тебе-то чего стыдиться?
– Глупости своей, будь она проклята. Ты ведь никогда ему не доверял.
– А-а-а! Что да, то да, – согласился отец. – Ладно, забудь, детка. Женщины по природе своей слепы, иначе человечество вымерло бы. Главное, сейчас будь умнее и брось этого подлеца. Пусть торчит там и гадает, не смыло ли тебя в унитаз. – Энтони Ромаззано помолчал в ожидании, что она усмехнется на его шутку. Не дождавшись, вздохнул: – Ладно. Обещаешь уйти сразу же, как повесишь трубку?
– Да.
Так она и сделала: повесила трубку и развернулась. Хорошо бы пройти в туалет, привести себя в порядок… хотя какой смысл? Расплачется опять, только и всего. Пока Энджи шагала к выходу, ей казалось, что все на нее смотрят и понимают всё, что с ней произошло. Боже правый, неужели она больше никогда не увидит Рэйда? И все-таки она его увидела – в последний раз, мельком, проходя мимо двери обеденного зала. Ее пока еще муж, вальяжно развалившись в кресле, беседовал с официантом. Спокоен, собран, неизменно уверен в себе. Как ему это удается?