Ах ты, недоумок паскудный! Джада крутанула ключ зажигания, вдавила в пол педаль газа и рванула с заправки на Пост-роуд, даже не проверив левую полосу. На трассе она яростно подрезала бензовоз и получила по заслугам, на миг оглохнув от громогласного гудка. Щурясь от застилающих глаза злых слез, она едва не проскочила поворот на Уэстон.
Скорость, сумерки и относительная пустота дороги успокаивали. «Сама виновата! – твердила она про себя. – Тебе ли не знать цену жизни в округе Уэстчестер? Неусыпная бдительность и неизменная вежливость плюс заоблачная плата за недвижимость и школу». Пусть существование черных в богатом белом пригороде уже не столь невыносимо тяжко, как в прежние времена, но легким его тоже не назовешь. Несмотря на все усилия, семья едва-едва держалась на плаву; зато детям Джада обеспечила жизнь, известную всему миру по словосочетанию «американская мечта». Однако и платила за это прилично.
Гнет финансовых неурядиц давил на них постоянно. Кроме того, в округе не нашлось больше ни единой чернокожей семьи, и цветных детишек в школе тоже раз, два и обчелся. У Шавонны все приятели – белые, Кевон общается только с соседским Фрэнки, да и у самой Джады в лучших подругах теперь Мишель. Белая. Конечно, она хорошая, Мишель, очень хорошая. И все же временами Джаде было очень одиноко. Если бы еще не отчуждение Клинтона…
Иногда у Джады опускались руки и одолевали сомнения – а стоила ли эта жизнь затраченных на нее усилий? Когда Клинтон только начинал столярничать, они снимали двухкомнатную квартирку в Йонкерсе и жили, как все. Но вскоре Клинтон получил работу, перевернувшую их привычный уклад. Весьма состоятельный бизнесмен, обратив внимание на искусство Клинтона, предложил ему переоборудовать гараж на три машины в гостевой коттедж. Не слишком выиграв от этого заказа в финансовом отношении, Клинтон тем не менее использовал его как трамплин для получения более выгодных заказов. Всплеск экономики и либерализация расовой политики обеспечили его достойной работой.
Хорошее было время! Правда, Клинтон был просто помешан на оборудовании и ухлопывал все средства на бульдозеры, ковшовые погрузчики, экскаваторы. На всех его футболках красовалась надпись «Строительная фирма Джексона. Мы не работаем, только когда спим». Что он наверняка и делает в данный момент – то бишь спит. А все почему? Да потому, что прошляпил и фирму, и работу!
Поначалу и сам Клинтон, и Джада считали, что у него божий дар. Оба были уверены в его способности сколотить состояние и обеспечить им безбедную жизнь. Забавно: стоило ей увидеть Клинтона на объекте – и она не могла отказать себе в удовольствии присоединиться к нему, будь он хоть в котловане, хоть на крыше. Классный парень, Клинтон Джексон. Просто потрясающий.
Джада верила в него безгранично, но оказалось, что это была слепая вера. Ни один из них и не догадывался, что на тот момент они случайно попали в денежную струю. Со спадом производства бизнес Клинтона постепенно заглох. Белые вновь возводили расовую стену и отнимали работу. Клинтон не мог больше выплачивать кредит за оборудование, на зарплату рабочим тоже не хватало, и их пришлось распустить. Года четыре еще он пытался удержаться на плаву, но его моральный дух вместе с бизнесом пришел в упадок.
В конце концов ушло все – и его спесь, и ее вера, и деньги семьи, а кредиты по-прежнему требовали выплат. Джада умоляла мужа подыскать хоть какую-нибудь работу. Сама она занималась хозяйством с момента рождения первого ребенка, но, убедившись, что он не может или не желает работать, поняла, что работать придется ей. Она вынуждена была согласиться на единственное доступное для нее место банковского клерка. Жалованье ей положили минимальное, но без помощи Мишель Джада не получила бы и этой смехотворной должности – уж слишком много в Уэстчестере было прозябающих без работы домохозяек. Заработка Джады едва хватало на овощи, зато и платила она теперь наличными, не обращаясь в зеленной лавке к кредитной карте.
Клинтон тем не менее особой радости не выражал. Скорее, наоборот, работа жены морально его убила. Он только и делал, что дрых в промежутках между жалобами, брюзжанием и жратвой. Канючил, что ее вечно нет дома, что платят слишком мало и что она достойна лучшего. С последним Джада спорить не стала бы, но выбора-то не было. Не в их положении привередничать – вот с чем Клинтон не смог смириться. Так и жил, замкнувшись, ожидая, «когда сменится ветер». Набрал добрых фунтов сорок, орал на детей и во всем винил свою вторую половину.
В сравнении с домашними сложностями дела в банке у Джады шли на удивление успешно. Работа приносила удовлетворение, к тому же справляться с ней оказалось куда как проще, нежели с проблемами в семье. Джада удивилась, что ее почти сразу же назначили старшим клерком, дав тем самым в подчинение трех чернокожих служащих и одну белую! С ума сойти – она ведь в жизни никем не командовала, кроме собственных детей. Чуть позже, заняв место начальника отдела, Джада была поражена не меньше остальных. Но она нравилась мистеру Фринею, заведующему отделением, они прекрасно ладили, и Джада оставалась помощником зава вплоть до его выхода на пенсию. Ну а когда мистер Фриней ушел на покой… Джаду, собственно, уже не удивило, что он предложил ей занять его место; только вот Клинтону не хотелось об этом сообщать.
Изо всех коллег только Анна, старая секретарша мистера Фринея, упорно презирала заменившую его Джаду. Ну и ладно. Считая саму Анну и Мишель, в подчинении у Джады было теперь – подумать только! – две дюжины человек. Дружбе с Мишель, слава богу, это обстоятельство не повредило: Мишель ни капельки не завидовала Джаде – ее вполне устраивала работа до трех часов, и на большее она бы не согласилась.
Джада тоже не отказалась бы от нескольких свободных часов в день… в любых обстоятельствах, кроме нынешних. Банк платил ей ровно вдвое меньше, чем ее предшественнику на посту, но начальство по-прежнему требовало крови. На днях сверху прислали двоих проверяющих – взглянуть, нельзя ли как-нибудь «сократить накладные расходы за счет рационализации движения документов и более эффективного использования штатных единиц». В переводе на нормальный язык это означало желание уволить еще пару человек, несмотря на то, что через отделение Джады проходило больше кредитных договоров, чем через любое другое подобное отделение банка средней руки.
Разумеется, все отделение затрясло – потерять работу боялись все до единого, кроме разве что Мишель. Джада, само собой, паниковала вместе с подчиненными. Ей не раз случалось недоумевать и изумляться тому, как ведет дела сильная половина человечества. Сукины дети. Горазды чесать языками по поводу «высокой морали, улучшающей деятельность трудовых ресурсов» (хоть бы раз произнесли по-человечески – «работников»!), а между тем не упускают случая загнать эту самую мораль в угол.
Отчет проверяющих пришел две недели назад. Работа отделения, хвала господу, получила высшую оценку. Но в сердцах сотрудников угнездились страх и недоверие, справиться с которыми теперь и предстояло заведующей.
Джада вздохнула, выруливая на ведущую к крыльцу дорожку. И снова вздохнула при виде цветочной клумбы, где поздние георгины погибали под натиском сорняков. Мамуля, великий садовод, сгорела бы со стыда… Ч-ч-черт! Еще секунда – и наехала бы на велосипед Кевона, брошенный у гаражных ворот. Джада крутанула руль и вдавила педаль тормоза. Черт, черт, черт! К дьяволу обещание не чертыхаться! Выскочив из машины, она открыла ворота (почему бы Клинтону не поменять замок на автоматический? Толку от мужика, как от козла молока!), поставила в гараж сначала велосипед, потом машину, заперла ворота и двинулась через лужайку к крыльцу.
В доме творилось черт знает что. Сущий бедлам, иначе не скажешь. С дивана в гостиной Клинтон послал жене красноречивый взгляд: «Я делаю всю работу по дому!» Свежо предание. Помнится, на прошлой неделе полотенце на крючок повесил, на том его помощь и закончилась. В данный момент он болтал по телефону, а Шавонна перед телевизором хрустела печеньем. И то и другое было под запретом, пока она не сделает уроки и не прочитает хотя бы одну главу. Кевона же, с ужасом отметила Джада, и вовсе не было в поле зрения. Оставалось надеяться, что хотя бы малышка уложена – если, конечно, Клинтон не бросил у ворот гаража и младшую дочь заодно с велосипедом.