В дверь ее кабинета постучали, когда, вернувшись с совещания, Энджи начала заполнять очередной бланк. Так стучал только Майкл.
– Войдите! – крикнула она, мысленно готовясь к тому, что неизбежно должно было произойти.
Вид у Майкла был сконфуженный. Он потоптался у двери, неловко пригладил волосы, и Энджи решила, что его стрижка с легкостью взяла бы первый приз за худшую мужскую прическу в Уэстчестере. Но ведь костюм и стрижку легко исправить…
– Можно отнять у тебя минутку, Энджи?
– Конечно. – Она с улыбкой отодвинула бланк. – Это подождет.
Майкл не сел, по обыкновению, на стул сбоку от стола, а прислонился спиной к противоположной стене, так что Энджи пришлось смотреть на него сверху вниз. Что это? Психологический маневр, чтобы вызвать в ней неловкость? Или же попытка самому успокоиться?
– Послушай, Энджи… Тебе вовсе ни к чему меня избегать. Прости. Прежде я никогда не позволял себе путать работу с личной жизнью, а тут вдруг… Но это только доказывает, как сильно ты мне нравишься и как мне хочется чаще с тобой общаться. Жаль, что ты не чувствуешь того же. Наверное, мне вообще не следовало тебя приглашать… Ты ведь не считаешь, что я давлю на тебя или преследую? Нет?
Энджи с трудом удержалась от улыбки. В этом весь Майкл. До того порядочен, до того благовоспитан! Ну кому еще могло прийти в голову назвать невинное приглашение в ресторан «преследованием»?
– О чем ты говоришь, Майкл! Конечно, нет. Мне приятно твое внимание, хотя, признаться, я не понимаю, что ты во мне нашел.
Майкл невесело усмехнулся:
– Я давно ни за кем не ухаживал, Энджи, но еще не забыл, что подобные фразы означают завуалированный отказ.
Энджи покачала головой. Боже, боже, ну как ему сказать? А сказать необходимо, он это заслужил. Все равно ведь поймет – не сегодня, так через неделю. Живот растет не по дням, а по часам, и никакие блузки-распашонки скоро не помогут.
Энджи сознавала, что, если бы все сложилось иначе, ее могло бы потянуть к этому человеку. Конечно, еще рано говорить о каких-то чувствах, она ведь его почти не знает. Зато кое-что знает наверняка: прежние ценности, когда-то так много значившие для нее, теперь ничего не стоят. Внешняя красота, положение в обществе, неограниченный счет в банке – все то, чем одарил ее Рэйд, оказалось пустышкой. Красавцем Майкла не назовешь, к сильным мира сего он тоже не относится, да и зарабатывает, видимо, немногим больше ее, но от него исходит тепло, сострадание, человечность, которых в Рэйде нет и никогда не будет.
Энджи молча смотрела на круглое лицо Майкла, на поблескивающие стеклышки очков.
– Ты не так понял, Майкл. Видишь ли, я считаю, что пока нам лучше не… встречаться. Ты кое-чего обо мне не знаешь.
– Ты тоже многого обо мне не знаешь, – резонно возразил он. – Разве не для того люди встречаются, чтобы лучше узнать друг друга? – Майкл пожал плечами. – Я веду себя как дурак. – Уже на пути к выходу он коротко бросил: – Забудь, Энджи. И извини, что потревожил.
Господи, он решил, что проблема в нем! Как объяснить, что это совсем не…
– Я беременна! – вдруг неожиданно для себя выпалила Энджи.
Он оглянулся, держась за ручку двери.
– Я знаю, ну и что?
– Ты… Ты знал? Откуда?!
– Энджи, мужчины имеют обыкновение приглядываться к женщинам, которые им симпатичны. Кроме того, я был женат, не забыла? И моя жена дважды ждала ребенка.
– Ты знал, – тупо повторила Энджи. – Знал – и все равно пригласил?
– По-твоему, это ненормально?
– Вообще-то… да.
– Значит, я ненормальный. – Майкл потянул было за ручку и вдруг снова оглянулся. – Погоди-ка! Ты думала, что я не знаю, и… Так ты поэтому отказалась? – Лицо его смягчилось, губы тронула улыбка. Он шагнул назад к столу.
Энджи чувствовала себя полной идиоткой.
– Ты и сейчас пригласил бы меня на ленч?
Вместо ответа Майкл подался вперед, оперся ладонями о стол и поцеловал Энджи.
ГЛАВА 57
Мишель собрала свои длинные волосы в пучок на затылке. Корни давно требовали внимания, но ради чего тратить время и деньги? Ради кого? Фрэнк ее больше не увидит… Вернее, увидит сегодня в последний раз.
Энджи удалось убедить Мишель, что встретиться с ним необходимо. Мишель и сама это понимала, но ей было страшно. Она боялась даже не побоев – едва ли Фрэнк напал бы на нее посреди бела дня в кафе. Мишель боялась самой себя: собственной жалости, собственной слабости… Майкл Раис узнал от Брузмана, что Фрэнк по-прежнему настаивает на ее возвращении домой, обещая содержать всю семью как прежде. И она боялась, что снова поверит ему.
Энджи и Джада с такой основательной серьезностью подошли к обеспечению безопасности, что Мишель не удивилась бы, сообщи они ей о снайперских точках на крышах соседних с кафе домов. На мужском сопровождении Энджи, во всяком случае, настояла, но, поскольку обращаться к Майклу ей было неловко, она попросила помощи Билла. Мишель в душе посчитала эту меру излишней: если уж Фрэнк взорвется, что сможет противопоставить ему хлипкий Билл?
Джада выбрала для себя наблюдательный пост в машине, на стоянке перед кафе. В ее задачу входило убедиться, что после встречи Фрэнк оставит Мишель в покое. Энджи должна была устроиться в угловой кабинке, спиной к столику Мишель и, соответственно, лицом к сидящему напротив нее Биллу.
Мишель приехала в кафе за двадцать минут до назначенного времени, чтобы наверняка опередить Фрэнка и хоть немного успокоиться. Энджи и Билл были уже на месте. Войдя в роль шпиона, Энджи открыла пудреницу и посмотрела на Мишель в зеркальце. Ну, надо же, до чего додумалась – даже оборачиваться не нужно! Мишель невольно улыбнулась, но улыбка застыла на ее губах, когда в дверях появился Фрэнк. Грудь вмиг сдавило, и во рту появился металлический привкус страха.
Увидев жену, Фрэнк неторопливо пересек зал и опустился в кресло напротив.
«Нисколько не изменился, – почему-то с изумлением отметила Мишель. – Все такие же густые черные волосы, такая же смуглая кожа, такие же прекрасные глаза». Фрэнк был в черной водолазке, которую она подарила ему на прошлое Рождество. Мишель не могла не признаться самой себе, что все еще любит его. Знает теперь, кто он, ненавидит за это – но любит. Сильные чувства умирают медленно…
Фрэнк положил руки на стол. Те самые руки, что причинили ей такую боль. Мишель подняла взгляд и снова посмотрела в лицо мужу. Эти темные глаза всегда ее завораживали. Сейчас они были еще темнее, еще глубже. Глаза, в которых легко утонуть.
– Как ребята? – заговорил Фрэнк.
– В порядке, – лаконично ответила Мишель, заранее решив, что будет обходиться без подробностей…
– Что ты им сказала?
Его тон не был ни враждебным, ни злобным, но и особого беспокойства в нем, как ни странно, тоже не слышалось. Совершенно не похоже на Фрэнка. Детей он всегда обожал, скучал, если они даже ненадолго отлучались из дому. «Это ледяное спокойствие наверняка дается ему с громадным трудом», – решила Мишель.
– Я сказала, что тебе пришлось ненадолго уехать, а в доме идет ремонт. – Она помолчала. – Думаю, детали им знать ни к чему. Не поймут, только испугаются.
– Так и не сообщишь мне, где живешь? – В его голосе зазвучали иные, напряженные нотки, но он быстро взял себя в руки. – Дети, значит, в порядке?
– Насколько возможно. Вопросов, правда, не задают, а это плохой знак.
– Ты считаешь?
– Ну конечно, Фрэнк! Они понимают – происходит что-то ужасное; видят, что я не хочу об этом говорить, и сами ничего не хотят знать. Слишком много всего плохого случилось за последние месяцы.
Фрэнк скользнул взглядом по столику, к крышке которого снизу был прикреплен миниатюрный магнитофон, и Мишель похолодела от страха. Но, на ее счастье, невидящий взгляд Фрэнка устремился на облака за окном.